Примеры для анализа речевой характеристики героя. Что такое речевая характеристика

Полное название: Речь как средство создания образа персонажа в настольных ролевых играх.

Речь - один из способов выражения мыслей и описания действительности. По поводу значения речи сказано и написано множество трудов, но ни один из них не сказал большего, чем то, что именно речь сделала человека человеком и во многом определила как способ развития разума, так и основные способы взаимодействия между людьми.

В нашем случае речь – основной способ описания и передачи образов, как от мастера к игрокам, так и для игроков. В настольных играх, в силу их особенностей, речь остается практически единственным способом изображения действительности. Поэтому очень важным становится искусство владения речевыми приемами и знания о том, как лучше пользоваться этим инструментом для создания нужного впечатления у окружающих. Создание образа через речь не подразумевает описательных картинок «взгляда со стороны», как основного средства изображения. Несомненно, описание внешности и манер персонажа, как и его имя, например, достаточно важны, но мы будем рассматривать ниже исключительно использование особенностей речи персонажа для отражения его образа и характера. Создавая образ персонажа в его речи, мы всегда передаем его манеру общаться, степень использования жестов, особенности построения и содержания предложений – мы используем его речь для создания его образа, для подчеркивания определенных черт его личности, для выделения особенностей его характера, степени образованности, вписанности в окружающую его действительность.

Самый яркий пример использования речевых особенностей для создания образа: образ иностранца. Если нам необходимо изобразить, скажем, немецко говорящего персонажа, то мы будем:

составлять длинные предложения и уснащать их сложными словами;
будем тщательно проговаривать окончания, и при этом приглушать звук «р»;
будем вставлять в речь артикли: «Это есть очень красивый город.»

По сути, для того, чтобы изобразить иностранца, нам необходимо проделать некую предварительную работу по сбору информации: как именно говорят иностранцы, приезжающие из нужной нам страны, какие особенности языка будут у них, будут ли отличаться основные лексические понятия, будет ли отличаться жестикуляция…

Обычно вся эта работа проделывается бессознательно: мы смотрим фильмы, передачи, ролики, читаем книги, статьи – и все это время мозг аккумулирует необходимую нам информацию, которую после можно использовать для создания нужного образа.

Много ли людей сознательно задумывается о том, какие особенности речи будут сопровождать депрессию? Хотя если попросить определить настроение текста, в котором будут превалировать холодные цвета, несложные предложения с небольшим количеством глаголов, односоставные предложения – настроение такого текста будет очень большим количеством людей воспринято, как имеющее четкий негативный оттенок.

Несомненно, не стоит забывать о том, что восприятие любого художественного текста (в том числе и тех описаний, которые рождаются за игровым столом) зависит от того, насколько близки особенности восприятия действительности у того, кто говорит и у слушателей. Чем ближе картина мира говорящего к картинам мира слушающих, тем лучше его понимают.

Для начала стоит сосредоточиться на составных частях создания образа персонажа – будь это персонаж игрока, или же мастерский, элементы будут одними и теми же. Они могут быть использованы все вместе или частично в процессе игры, но использование списка при создании образа, который будет позже проявлен через речь, стоит делать полным.

При создании образа, все речевые особенности будут либо играть на создаваемый поступками образ, либо разрушать его (что тоже вполне может быть целью игрока или мастера). Но важно представлять себе, из каких кирпичиков будет строиться речевой образ и как каждый из них может влиять на конечную «картинку» персонажа.

Используя эти кирпичики, не стоит забывать о том, что один из них будет краеугольным камнем, а остальные – лишь оттенять его и поддерживать основное, создаваемое основной особенностью, впечатление о персонаже.

Для создания яркого образа нет необходимости использовать множество составных частей с одинаковой интенсивностью. Более того, если у персонажа будет хоть одна ярко выделяющаяся речевая характеристика, все остальные стоит сделать подчеркнуто усредненными, чтобы не создавать впечатление «каши» у слушающих.

Например, если представляемый персонаж заикается, это естественным образом окажет воздействие на его громкость речи, ее объем и сложность предложений, но это уже будет означать отсутствие практически любых других серьезных смысловых дефектов речи или же ярких акцентов. При создании образа всегда стоит сосредоточиться на одном главном элементе речи, и выделить те, на которые главный элемент непосредственно влияет. Остальными можно пренебречь.

И в этом месте мы подходим к следующему важному моменту: откуда брать сведения о том, как взаимосвязаны элементы речи, какие более важны, какие менее, и какие элементы будут влиять на восприятие персонажа окружающими более других.

Специальных знаний по психолингвистике не требуется – достаточно простой наблюдательности и внимания. Наблюдать можно за:

персонажами кино и телевидения;
окружающими людьми;
публичными личностями.

Без таких наблюдений сложно будет сформировать достоверные образы – ведь важно, чтобы не просто все аспекты речи «работали на образ», но и слушателям этот образ казался реалистичным в рамках представляемой модели мира. Достаточную помощь оказывают книги, хотя образы в художественных произведениях - худшее подспорье, чем кино и реальная жизнь. В книгах у автора достаточно времени и места для более длительного развертывания характера героя и для подробных описаний его речи. За игровым столом, как правило, время ограничено – и стоит выбирать эффектность и эффективность воздействия взамен педантичной детализированности.

Помимо этого есть еще один немаловажный фактор, не все игроки и мастера могут «сыграть» особенности речи от первого лица. Как правило, такое представление используется один или два раза, чтобы сформировать первоначальный образ, а в последующих сценах все описывается от третьего лица. В этом случае акцент на одну важную особенность становится еще более важным: одна особенность запоминается сразу и игроки (мастер) невольно «достраивают» образ с учетом этой особенности, а в случае «распылениия» - вместо образа остается невнятный отпечаток, который гораздо сложнее связать с определенным характером (в этом случае основную смысловую нагрузку будут нести действия персонажа, а речь вообще уходит со сцены, как выразительное средство).

В общем, для того, чтобы через речь создать яркий образ, который поможет передать особенности характера персонажа, нужно:

помнить про составные части;
делать упор на одну яркую речевую особенность;
«увязывать» речь с характером персонажа;
наблюдать, наблюдать и еще раз наблюдать – без материалов наблюдений сформировать необходимое впечатление у слушателей будет практически невозможно.

В последние годы появляется всё больше исследований, в которых языковая личность в художественном дискурсе изучается через художественный образ персонажа, его индивидуальную речевую структуру, а дискурс получает название персонажного. Одним из первых исследований, выполненных под влиянием такого подхода к персонажу художественного произведения, можно считать работу Е.Н. Байбулатовой [Байбулатова 1998].

Несмотря на то, что каждый подход имеет своё обоснование и своих сторонников, следует заметить, что автор и персонаж художественного произведения не могут быть исследованы изолированно друг от друга.

Языковые личности персонажей художественного произведения изучаются для более глубокого понимания художественной составляющей и для исследования языковой личности автора в том числе. Именно в системе персонажей автор развивает свой взгляд на мир, на сущность человеческих характеров и закономерности их взаимоотношений между собой.

Исследование языковой личности автора через призму персонажного сегмента получает всё большее распространение. Прямая речь персонажа изучается как способ выражения образа автора [Скибина 1999], расслоение и противопоставление «я» автора и «я» персонажа трактуется как жанрообразующий маркер [Локтионова 1998], языковая личность писателя изучается как источник речевых характеристик персонажей [Менькова 2005] и т.п.

Появление понятия «речевая личность» обусловлено тем, что доступным материалом исследования выступает речевая деятельность человека в ситуации реального общения. Речевая личность - это языковая личность в момент реальной коммуникации [Красных 2002:22; Маслова 2004:119; Прохоров 2004:106]. При изучении речевой личности принимается во внимание большое количество лингвистических и экстралингвистических параметров: коммуникативная ситуация, её цели, тема общения, её аксиологическая значимость для участников коммуникации, социальные и возрастные статусы участников, их психологическое состояние. Таким образом, в понятие речевой личности включается социальный образ, который человек принимает на себя во время общения с окружающими в зависимости от ситуации.

Традиционно языковая личность персонажа изучается на основе совокупности высказываний героя на всём пространстве текста. Однако некоторые исследователи принимают во внимание только прямую речь персонажа [Трещалина 1998], другие считают необходимым учитывать и несобственно-прямую речь [Салмина 2005].

Психологический анализ в художественном произведении предполагает различные средства изображения: прямые авторские размышления, самоанализ героя, высказывания о нем других, а также поступки, жесты, мимику, т.е. косвенные характеристики. Особое место принадлежит речи героя и его внутренним монологам: «Слово персонажа может стать до предела сжатым отражением его характера, переживаний, побуждений, своего рода фокусом художественной трактовки образа. Но потребовалось длительное развитие, работа многих великих художников для того, чтобы эти возможности слова могли осуществиться» [Гинзбург 2009:97].

Характер персонажа, его внутренние мотивы, внешние обстоятельства, ситуация текущего момента чаще всего проявляются в диалогическом слове; оно дает представление о свойствах героя, анализирует, дополняет, а нередко и обнажает его натуру.

Такие качества, как самолюбование, гордость, страсть, лицемерие, холодность души, неумение и нежелание понять другого человека, часто соединяются в жизни и в художественном тексте. В романной прозе каждое слово, реплика, монолог, диалог выполняют сложную художественную задачу: характеризуют героя, его время, среду, его мысли и переживания, содержат в себе информацию о событиях, касающихся персонажа, развивают сюжет произведения, привнося в него дополнительную динамику, а иногда неожиданный поворот. Но нередко слово выходит за пределы характера героя и сюжета произведения, и тогда оно несет в себе философские обобщения о жизни и месте человека на земле.

При изображении переживаний героя в драматической ситуации (глубокое волнение, особое душевное или физическое состояние - болезнь, ранение, близость смерти) в его речи могут использоваться иррациональные элементы. Подобный прием для наиболее тонкого показа внутренней жизни героев нередко употреблял Л.Н. Толстой («Война и мир», «Анна Каренина», «Воскресенье», а также его повести и рассказы).

Внутренняя речь героя открывает широкие возможности для анализа его психологического состояния: человек «раскрывает» себя, мечтает, признается в своих слабостях и ошибках и т.д. По мнению Л. Выготского, внутренняя речь - «не есть речь минус звук», это особая структура, которая характеризуется своим содержанием и целенаправленностью [Выготский 2009:178].

Изучение языковой личности персонажа невозможно без учёта всей парадигмы его речевых характеристик, так как они базируются на дискурсивных характеристиках коммуниканта и являются основным средством выражения прагматического потенциала художественного литературного произведения. Наличие речевых характеристик персонажей является ключевым в создании художественных образов как самим автором, так и в дальнейшем интерпретирующим дискурс читателем. Языковые средства, выбранные и использованные автором для вербального поведения персонажа художественного произведения, являются важнейшими для описания языковой личности литературного героя.

Значительную роль в организации и продуцировании высказывания играет и индивидуальный компонент личности, который обусловлен неповторимостью каждой языковой личности. Речевой портрет персонажа включает отражённые в речи основные концепты картины мира, маркирующие время и пространство бытия героя, социальные аспекты, его индивидуальную манеру выражать свои мысли посредством определённых коммуникативных стратегий и их лексического оформления и т.д. Языковые особенности речи персонажа и эмоционально-экспрессивная окраска, содержащаяся в речевых партиях, репрезентируют отношение персонажа к миру, его душевное состояние, дают представление о его установках и ценностях, целях общества, в котором он живёт.

Как известно, основными компонентами произведения художественной литературы являются авторская речь и речь персонажа. Речь персонажа придает движение не только повествованию, но и характеризует персонажа, что позволяет говорить о его речевой характеристике. Речевая характеристика - это "особый подбор слов, выражений, оборотов речи и т.д. как средство художественного изображения действующих лиц литературного произведения".

В отличие от речевого портрета, авторская речь представляет собой "части литературного произведения, в которых автор обращается к читателю от себя, а не через посредство речевых хап рактеристик выводимых персонажей". Однако не всегда автор непосредственно от себя, прямо обращается к читателю. Он может обращаться к нему и через рассказчика. Введение фигуры рассказчика, заменяющего собственно автора, широко распространилось в художественной прозе начиная со второй половины XIX в. Обращаясь к читателю через рассказчика, автор уже исходит из его взглядов и миропонимания, из его отношения к объективной действительности. Если автор знает все обо всех своих персонажах, то рассказчик ограничен возможностями своих личных контактов и своего личного наблюдения. Так же, как и каждый другой очевидец, он знает только то, что видит сам или что ему рассказывают - может быть, с искажением истины - другие. Внутренние механизмы всех действий, всех поступков героев ему недоступны.

Речь персонажа может быть представлена в двух видах: произнесенной (прямая речь) и непроизнесенной (внутренняя речь).

Первая играет существенную роль не только в характеристике персонажа, но и в движении сюжета. Вторая -ставит целью мотивировку действий и поступков героев, вскрывает их причинно-следственные связи и служит важным средством раскрытия внутреннего мира персонажей. В отличие от прямой речи, внутренняя речь персонажа не имеет адресата и не участвует в коммуникативном акте, что делает её непонятной для постороннего. Сделать её понятной может только писатель, вводя читателя в чужой внутренний мир. Невмешательство автора во внутреннюю речь персонажа приводит к тому, что она становится все менее и менее понятной читателю и превращается в "поток сознания". Внутренняя речь помимо потока сознания имеет и другие формы проявления. Наиболее распространенная из них - внутренний монолог.

Авторская речь и речь персонажа создают целостное и неповторимое произведение словесно-художественного творчества, авторская речь в романе тесно переплетается с речью персонажа, в то время как в драме она выступает в качестве лингвопоэтически инородного дополнения к речевым портретам действующих лиц.

Способ подачи информации в тексте в некоторых случаях является одним из ключей к пониманию отношения автора к описываемым событиям, а используемые стилистические, лексические и синтаксические средства составляют индивидуальный стиль автора. Они создают так называемую образную атмосферу, которая делает произведение уникальным, а работы автора узнаваемыми, даже в том случае, когда они принадлежат к различным функциональным стилям. По словам исследователя Ю. С. Черняковой, благодаря индивидуальному стилю автора в художественном тексте модальность, авторская позиция и стилистическая окраска проявляются наиболее ярко. Внимания заслуживает определение индивидуального стиля автора, данное В. В. Виноградовым, который определяет его как «систему индивидуально-эстетического использования свойственных данному периоду развития художественной литературы средств словесного выражения». Манера изложения и способ подачи информации почти всегда несут в себе элементы оценочности и помогают выражать авторскую позицию по отношению к описываемым событиям.

Понятие «стиль». Почерк-манера-стиль.

В литературоведении доминирует другой подход к пониманию стиля. Стиль – это, по мысли многих теоретиков (В. В. Виноградова, Г. Н. Поспелова, А. В. Чичерина, А. Н. Соколова и др.), «содержательность формы». Другими словами, говоря о стиле, мы имеем в виду не только формальные особенности, но и то, что скрыто за этими особенностями, план содержания.

Стиль начинает проявляться на минимальных участках текста. Потенциально он заложен в каждом отдельном слове, однако в реальности отдельное слово стилевой информации практически не несет. В языке слово может иметь стилевую коннотацию (скажем, «голова» и «башка» именно стилевой коннотацией и отличаются), но информация об авторском стиле, о стиле эпохи и т. д. в отдельном слове пренебрежительно мала. Если только речь не идет о каком-то характерном авторском неологизме.

А вот на уровне фразы стиль уже может отчетливо себя проявить. Проявления эти будут тем отчетливей, чем выше стилевая плотность текста. Дело в том, что любой текст содержит некоторый излишек знаков по отношению к тому, что необходимо для понимания. В теории информации это называется «избыточной информацией». Средний стилистически нейтральный текст содержит, как правило, около 50% этого излишка

Но художественный текст, особенно поэтический, чрезвычайно информативен. Избыточная информация в нем очень невелика.

Естественно, чем выше плотность текста, тем меньший фрагмент нам нужен, чтобы почувствовать приметы авторского стиля, стиля эпохи и т. д. Именно поэтому мы часто говорим: «Блок виден уже в первых двух строках…»

Итак, фрагмент текста уже несет стилевую информацию. Чем больше текстов перед нами, тем эта информация становится отчетливее и обширнее. Фрагмент романа Булгакова «Мастер и Маргарита» уже несет в себе информацию об авторском стиле, но гораздо более смутную, чем текст романа целиком. Все творчество Булгакова эту информацию конкретизирует еще больше.

Теперь подведем промежуточные итоги. Итак, стиль – это манера письма, способ проявленности содержания, содержательная форма . Стиль обладает голографичностью , то есть каждый фрагмент текста несет информацию о более абстрактных стилевых уровнях. Вместе с тем стиль – понятие системное , все стилевые элементы связаны друг с другом. Нарушение принципа системности сразу ощутится как стилевой изъян. Чем выше стилевая плотность, тем опаснее для произведения стилевая неточность. Скажем, одно неудачное или неуместное слово в рассказе еще не грозит гибелью всему произведению, хотя и вызовет отторжение у читателя, а вот стихотворение может «погибнуть» из-за одной неточности. Представьте, например, что в пушкинском «Я вас любил» мы встретили бы грубое бранное слово – исчезнет весь гипноз текста. И дело не в том, что бранное слово в любовной лирике невозможно, оно может быть даже очень уместным (например, в некоторых стихах Маяковского или Есенина), но оно возможно в другой стилевой системе, построенной иначе, чем шедевр Пушкина.

Говоря о стиле, мы имеем в виду несколько уровней:

Во-первых, можно проводить стилевой анализ фрагмента текста .

Во-вторых, стилевым единством обладает любое произведение , каким бы сложным это единство ни было.

В-третьих, корректно говорить о стиле автора – единстве, определяемом особенностями мировоззрения и эстетическими предпочтениями писателя.

В-четвертых, принято говорить о стиле направления , отражающем общие эстетические установки многих художников. Например, можно говорить о стиле романтизма, стиле символизма и так далее.

В-пятых, существует национальный стиль, отражающий особенности того или иного национального менталитета. Национальный стиль проявляется на всех уровнях стилевой системы: в словах, в жанрах, в позициях авторов и т. д.

Наконец, существует стиль эпохи – очевидно, наиболее абстрактный уровень стилевого единства.(стиль Античности, Средневековья, Возрождения и т. п.)

Также один и тот же автор в разных жанрах может существенно отличаться «сам от себя». Авторский индивидуальный стиль (как сейчас модно говорить, идиостиль , или идиолект ) Шекспира заметно различается в сонетах и в трагедиях.

Отношения между стилем и манерой пытался выяснить Гегель В его эстетике «манера» - это сугубо индивидуальное, оказывается во внешней форме, в фиксации случайных мыслей, в своевольном отклонении от и истины, здравого смысла Гегель различает "голую манеру" и оригинальность (стиль).

Франко считал, что о манере можно говорить при недостаточной индивидуальной выразительности стиля.

Понятие «литературный процесс» и его трактовки.

Чтобы понять, что такое литературный процесс, необходимо:

1. Необходимо установить связи между литературой и социально-историческим процессом. Литература, разумеется, связана с историей, с жизнью общества, она ее в какой-то степени отражает, однако не является ни копией, ни зеркалом. В какие-то моменты на уровне образов и тематики происходит сближение с исторической реальностью, в какие-то, напротив, литература отдаляется от нее. Понять логику этого «притяжения-отталкивания» и найти переходные звенья, связывающие исторический и литературный процессы – задача чрезвычайно сложная и едва ли имеющая окончательное решение.

2. Кроме «внешних» связей, то есть связей с историей, психологией и т. д., литература имеет и систему внутренних связей , то есть постоянно соотносит себя со своей собственной историей. Ни один писатель ни одной эпохи никогда не начинает писать «с чистого листа», он всегда сознательно или бессознательно учитывает опыт своих предшественников. Он пишет определенным жанром, в котором аккумулирован многовековой литературный опыт (не случайно М. М. Бахтин называл жанр «памятью литературы»), он ищет наиболее близкий себе род литературы (эпос, лирика, драма) и поневоле учитывает законы, принятые для этого рода. Из всего этого складываются внутренние законы развития литературного процесса, которые напрямую с социально-исторической ситуацией не соотносятся

Поэтому понятие «литературный процесс» включает в себя становление родовых, жанровых и стилевых традиций.

3. Литературный процесс можно рассматривать и еще с одной точки зрения: как процесс формирования, развития и смены художественных стилей . Тут встает целый ряд вопросов: как и почему возникают стили, какое влияние они оказывают на дальнейшее развитие культуры, как формируется и насколько важен для развития литературного процесса индивидуальный стиль, каковы стилевые доминанты определенной эпохи и т. д.

Традиция и новаторство – важнейшие составляющие литературного процесса. Нет ни одного великого произведения литературы, которое бы не было связано тысячами нитей с контекстом мировой культуры, но точно так же невозможно представить значительное эстетическое явление, не обогатившее мировую литературу чем-то своим. Поэтому традиция и новаторство – это оборотные стороны одной медали: подлинная традиция всегда предполагает новаторство, а новаторство возможно лишь на фоне традиции.

Одна из центральный идей Бахтина, имеющая прямое отношение к проблеме традиции и новаторства, – идея мировой культуры как диалогического пространства , в котором разные произведения и даже разные эпохи постоянно перекликаются, дополняют и раскрывают друг друга. Античные авторы предопределяют современную культуру, но и современная эпоха позволяет открыть в гениальных творениях древности те смыслы, которые в те времена не были видны и не сознавались.

Во-вторых , говоря о традиции, нужно помнить, что она проявляется на разных уровнях. Остановимся на этом чуть подробнее.

Традиция темы предполагает, что автор, определяя тематический спектр своего произведения, постоянно соотносит свое решение с теми, которые уже найдены культурой. Скажем, тема правды Христовой, утвержденной его страданиями и смертью, находит тысячи художественных решений, учитывающих друг друга и полемизирующих друг с другом. Достаточно вспомнить роман М. Булгакова «Мастер и Маргарита», чтобы почувствовать, что автор одновременно продолжает и нарушает (или развивает) сложившуюся традицию

Традиция образа (характера). Традиция образа или ее вариант, традиция характера, предполагает учет уже накопленных культурой решений относительно того или иного характера. Иногда она проявляется непосредственно, чаще всего в этом случае какой-то известный образ становится эмблематичным, оттеняет характер героя. Так, Н. С. Лесков, определяя свою героиню Катерину Львовну как «Леди Макбет Мценского уезда», сразу создает шекспировский фон, на котором героиня выглядит иначе: трагичнее и масштабнее.

Традиция жанра – одна из самых мощных в мировой культуре. Жанр представляет собой найденные и усвоенные литературой формы авторского самовыражения. Жанр фиксирует и особенности повествования, и – во многих случаях – тематику, и виды пафоса, и особенности конфликтов, и т. д. Поэтому выбранный жанр всегда является в какой-то степени обязывающим. Скажем, поэт, пишущий оду, поневоле оказывается в недрах тысячелетней традиции этого жанра. Хотя между одами М. В. Ломоносова и, например, «Одой революции» В. Маяковского огромное расстояние, многие общие черты, продиктованные традицией жанра, бросаются в глаза.

Национальная традиция связана с принятой в той или иной культуре системой ценностей: этических, эстетических, исторических и т. п. Как правило, художник впитывает мировую культуру через национальную, обратный путь практически невозможен. Русский писатель открыт мировому культурному опыту, но этот опыт преломляется через культурный опыт нации. Это хорошо отразил М. Ю. Лермонтов в «Нет, я не Байрон, я другой…».

Традиция художественных приемов объединяет лексические, синтаксические, ритмические, сюжетно-композиционные и т. д. приемы построения текста. Во многих случаях традиция приемов бросается в глаза, например, поэт, пишущий «лесенкой», сразу окажется в русле традиции Маяковского. В других случаях она менее узнаваема, однако любое произведение так или иначе использует уже найденные художественные приемы

Стилевая традиция в каком-то смысле синтезирует все изложенные выше возможности. Стиль как раз и складывается из образно-тематического, жанрового и т. д. единства. Здесь можно говорить об авторских традициях (например, о пушкинской или некрасовской) или о традиции определенных направлений или даже эпох (например, о традициях античности в культуре классицизма, о романтической традиции в современной поэзии и т. д.).

Жанр и его трактовки (типологическая общность, авторская «концепция мира», тип коммуникации и т.д.).

В соответствии с этимологией слова (от франц. genre – род, вид), называют так литературные роды: эпос, лирику, драму. Другие под этим термином подразумевают литературные виды, на которые делится род (роман, повесть, рассказ и т. д.). Это понимание является самым распространенным. Несмотря на различия в конкретном понимании термина, под жанром понимается повторяющееся во многих произведениях на протяжении истории развития литературы единство композиционной структуры, обусловленной своеобразием отражаемых явлений действительности и характером отношения к ним художника. Теория жанра - одна из наиболее значимых областей теоретической разработки истории литературы.

Наиболее ранним, и в то же время - основным вплоть до сегодняшнего дня, трудом является «Поэтика» Аристотеля. Авторитет этого текста велик и по сей день. Однако каждая историческая эпоха накладывала отпечаток на систему жанров, каждый раз организовывая их по новому принципу. Анализ литературоведческих работ показал, что концепция литературных жанров не исчезла вовсе, но претерпела серьезные изменения, и в понимании жанра наука не выработала общепринятой точки зрения: содержание понятия непрерывно изменяется и усложняется. М.В. Ломоносов своими трудами по риторике и поэ- тике заложил основы отечественной академической теории словесности. Автор «Риторики» руководствовался жанрово-родовым принципом дифференцированного употребления родного языка. Соотнося высокий, средний и низкий стили речи с литературными жанрами классицизма, Ломоносов разработал теоретическую поэтику этих жанров. Следует особо отметить вклад отечественных ученых 1920–1930-х годов в разработку теории жанров («социологическая школа»: В. Фриче, А. Цейтлин, М. Юнович; «формальная школа»: Ю. Тынянов, В. Шклов- ский). Принципиальное значение имело расхождение в 1920-е годы позиций Ю. Н. Тынянова и М. М. Бахтина по вопросу о жанрах. Ю.Н. Тынянов отстаивал представление о сменяемости всей системы жанров при смене исторических эпох, подчеркивал индивидуальность жанровых структур в творчестве различных писателей, М.М. Бахтин считал, что жанр - наиболее устойчивая совокупность способов коллективной ориентацией с установкой на завершение; история литературы - это история жанров

О жанре, как одном из ключевых теоретико-литературоведческих понятий, писал М.М. Бахтин. . Только с помощью анализа жанровых особенностей художественного текста можно в полной мере постичь суть авторской позиции. К канони- ческим жанрам он причисляет эпос, новеллу, повесть, притчу, фарс, мистерию, трагедию, комедию, оду, эпо- пею, послание и идиллию. К неканоническим относят роман, рассказ и драму.

При анализе литературного произведения жанр проявляет личность писателя. Вопрос о выборе писателем того или иного жанра для изображения действительности всегда оказывается проблемным. Постижение авторской концепции усиливает эстетическое и мировоззренческое влияние произведения, формирует достоверные критерии собственных оценочных суждений. Синтез накопленных впечатлений и наблюдений приводит к появлению своей точки зрения на жанровое определение произведения; изучение художественных произведений в их жанровой специфике способствует соединению авторской позиции и читательского восприятия текста; представление о жанре должно стать действенным в сознании, позволяя находить точки соприкосновения между художественным произведением, авторским замыслом и личным читательским опытом. Своеобразие жанра обнаруживается не только в следовании литературным традициям, но и в особенностях творческой манеры каждого писателя. Единство жанровых признаков отчетливее проявляется при соотнесении анализируемого произведения с другими произведениями этого или иного автора, написанными в том же жанре; первоначальное осмысление жанра является только отправной и опорной точкой на начальном этапе освоения понятия. Развитие представлений о жанре литературного произведения происходит при многократном обращении читателя к разнообразному литературному материалу, в ходе которого не только усваивают определение жанра, но и осознают наиболее характерные существенные признаки его, связывая особенности жанра с представлениями об основных композиционных, языковых и идейно-тематических признаках произведения. Жанр литературного произведения определяется на основе нескольких принципов: принадлежности произведения к тому или иному роду литературы; преобладающего эстетического пафоса (сатирического, комического, трагического, патетического и проч.); объема произведения и способа построения образа (символика, аллегория, документальность и т. д.). Эта модель основывается на следующих литературоведческих и методических принципах: принцип родового соответствия произведения; принцип исторического подхода к изучению жанров; принцип выявления типологических, исторически устойчивых факторов и особенностей произведения; принцип жанровой обусловленности авторской позиции; принцип ориентации на читателя при изучении литературных жанров; принцип постепенного и поэтапного усвоения понятия; принцип сравнения; принцип соответствия форм, методов и приемов анализа жанровой природе произведения; принцип наглядности. Итак, под жанром часто понимают «роды поэтических произведений - лирику, эпос и драму. Несмотря на этимологически правильный перевод французского понятия (genre - род), ему должно быть придано гораздо более узкое значение - конкретной и частной модификации поэтического рода

Эпос

Чтобы убедиться в этом, нужно задуматься, как организовано произведение с точки зрения повествования. Рассмотрим разные способы организации произведения с точки зрения особенностей выражения авторской позиции.

Повествователь. Повествование построено по нормам литературной речи, ведется от третьего лица. Повествование выдержано, в основном, в нейтральном стиле, а речевая манера не акцентирована. Автор не персонифицирован (то есть это не персона, не конкретный человек, это некая абстракция). В этом случае можно с наибольшей вероятностью предполагать, что по своей манере мышления и речи, по своему отношению к действительности повествователь максимально близок к автору. Такая форма дает, с одной стороны, большие возможности. Автор не только знает и видит все то, что знает и видит каждый герой в отдельности и все герои вместе, но и больше их, причем он видит и знает нечто такое, что им принципиально недоступно. Нейтральный, абстрактный автор вездесущ. Он может изобразить, к примеру, поле Бородинского сражения с высоты птичьего полета, как это делает Толстой. Он может увидеть, что герой делает в то время, когда он находится наедине с самим собой. Он может рассказать нам о чувствах героя, передать его внутренний монолог. Он знает, чем закончилась рассказываемая история и что ей предшествовало. Но он проигрывает другим формам выражения авторского сознания в эмоциональности.

Личный повествователь. Повествование ведется от первого лица. Автор персонифицирован, но почти не выделен стилистически, т.е. произведение написано правильной речью, без индивидуальных особенностей. Таким образом написаны, например, «Записки охотника» И.С. Тургенева. Эти рассказы изложены от имени охотника, который ходит по лесам и селениям, знакомится с разными людьми, пересказывает нам истории их жизни. Такой повествователь более ограничен в своих возможностях. Он человек – он не может моментально вознестись над землей или проникнуть в мысли героя, он не может написать «а в это самое время в другом городе…» - он может знать только то, что может знать обычный человек, наблюдая ситуацию с какой-то одной точки зрения, под каким-то одним ракурсом. С другой стороны, эта форма повествования вызывает большее доверие у читателя, она более эмоциональна.

Рассказчик. Повествование ведется от первого лица. Герой, от имени которого ведется повествование, как правило, сам является участником событий. Он не просто повествователь – он объект изображения. В этом случае рассказчик бывает ярко выражен стилистически – у него необычная манера говорить, повествование ориентировно на устную речь.

Особым способом передачи чужой речи или мысли является несобственно-прямая речь . Этот приём был введён в русскую литературу А.С. Пушкиным и получил широкое развитие в художественной литературе.

Несобственно-прямая речь сохраняет полностью или частично лексические, стилистические и грамматические особенности речи говорящего лица, но синтаксически она не выделяется из авторской речи (сливается с ней).

В косвенной речи структура сложноподчинённого предложения, наличие в главном предложении глаголов речи или мысли отчётливо показывают, что автор выступает здесь только как передатчик чужой речи, чужих мыслей. Несобственно-прямая речь слита с авторской в одно целое: в несобственно-прямой речи автор, по существу, не передаёт речи или мыслей своего персонажа, а говорит или думает за него.

Несобственно-прямая речь принадлежит автору, все местоимения и формы лица глагола оформлены в ней с точки зрения автора (как и в косвенной речи), но в то же время она имеет яркие лексические, синтаксические и стилистические особенности прямой речи:

Лирика

Применительно к лирике говорят о различных формах проявления в ней авторского, субъективного, личностного начала, которое достигает именно в лирике предельной концентрации (по сравнению с эпосом и драмой, которые традиционно считают – и по праву – более «объективными» родами литературы). Центральным и наиболее часто употребляемым остается термин «лирический герой», хотя у него есть свои определенные границы и это не единственная форма проявления авторской активности в лирике. Разные исследователи говорят об авторе-повествователе, собственно авторе, лирическом герое и герое ролевой лирики, о лирическом «я» и в целом о «лирическом субъекте» .

В многообразии лирики различают автопсихологическое, описательное, повествовательное, ролевое начала. Ясно, что в лирике описательной (это по преимуществу пейзажная лирика) и повествовательной мы скорее имеем дело с повествователем, субъектно не выраженным и в большой степени приближенным к собственно автору, которого опять-таки не следует отождествлять с биографическим поэтом, но который, бесспорно, связан с ним так же, как повествователь связан с собственно автором в эпическом произведении. Это связь, а не тождество.

Итак, в повествовательной и пейзажной лирике может быть не назван, не персонифицирован тот, чьими глазами увиден пейзаж или событие. Такой неперсонифицированный повествователь – одна из форм авторского сознания в лирике.

Сложнее обстоит дело с ролевой (ее еще называют персонажной) лирикой. Здесь все стихотворение написано от лица персонажа («другого» по отношению к автору). Отношения автора и персонажа могут быть различными. (Ахматова)

Впервые само понятие «лирический герой» было, сформулировано Ю.Н. Тыняновым в статье 1921 г. «Блок», написанной вскоре после смерти поэта

Но почему Тынянов говорит о необходимости появления лирического героя? Здесь, пожалуй, зарождается мысль о том, что именно лирическому герою Блока суждено было стать наиболее ярким проявлением черт героя своего времени. Лирический герой предстает и как герой своего времени, как портрет поколения.

Это тыняновское положение, содержавшееся в его статье как бы в свернутом виде, развила позднее Л.Я. Гинзбург в книге «О лирике».

Драма

Еще парадоксальнее образ автора в литературе переживается в произведениях драматургического рода. В принципе, художественный мир пьесы не предполагает его прямого присутствия. В перечне действующих (как бы самостоятельно) лиц автор обыкновенно не значится. Если же драматург позволит себе нарушить эту традиционную условность, например, тот же Блок в своем «Балаганчике», мы будем иметь дело с демонстративным нарушением родовых границ, устранением рампы, диверсией против специфики драматургии. Эксперименты такого рода успеха не имели и лишь подтверждали правило: образ автора в пьесе - величина отрицательная, значимо отсутствующая: он проявляет себя до тех пор, пока произведение не завершено и не обнародовано в виде текста или спектакля. Его косвенное, "предварительное" присутствие проявляется только в ремарках, предисловиях, рекомендациях режиссеру, декоратору и актерам (Гоголь в «Ревизоре»).

Наконец, уникальным сплавом коллективного лирического героя с образом деперсонифицированного автора представляется античный хор - органический компонент древнегреческой трагедии и комедии. Чаще всего, конечно, он не был примитивным рупором автора, а искусно возводил его мнение в ранг «мнения народного». Модернизированные модификации этого приема практиковались в драматургии нового времени («Оптимистическая трагедия» Вс. Вишневского и «Иркутская история» Н. Арбузова). Кстати, безмолвствующая народная масса в «Ричарде III» У. Шекспира и «Борисе Годунове» Пушкина - это парадоксально молчащий хор, выражающий «глас народный» как «глас Божий». Это грозное безмолвие, уходящее своими корнями к приему «трагического молчания»

Похожая информация.

Скачать:

Предварительный просмотр:

МУНИЦИПАЛЬНОЕ ОБЩЕОБРАЗОВАТЕЛЬНОЕ УЧРЕЖДЕНИЕ

«СРЕДНЯЯ ОБЩЕОБРАЗОВАТЕЛЬНАЯ ШКОЛА №43»

РЕЧЕВАЯ ХАРАКТЕРИСТИКА

ПЕРСОНАЖЕЙ ПОВЕСТИ Л. А. ЧАРСКОЙ

«ЗАПИСКИ ИНСТИТУТКИ»

Выполнила:

ученица 9а класса

Соломеник Юлия.

Проверила:

учитель

Жуковская

Елена Викторовна

г. Хабаровск

2010 год.

Вступление. Связь языка с развитием общества………………… стр. 3
Слово об авторе повести «Записки институтки»: жизнь и творчество Л. Чарской…………………………………………………..……….. стр.5
Основная часть. Роль речи персонажа в раскрытии образа героя и социальной атмосферы произведения………………………….….... стр. 8

Приемы создания речевой характеристики персонажей.
Речевой этикет как составляющая речевой характеристики персонажа………………………………………..…... стр. 13
Особенности речи персонажей произведения Л. Чарской:

А) речевой этикет;……………………...………. стр. 16

Б) речь институток;……………………..……... стр. 17

В) речь преподавателей……….…….………… стр. 24

Заключение. Речь персонажа или средство типизации….……. стр. 26
Список литературы………………………………………….…... стр. 28
Приложения.

1. Вступление.

Связь языка с развитием общества.

Развитие и состояние языка неразрывно связано с развитием общества. Язык отражает все явления, происходящие в обществе, изменяется его лексический состав, фонетика, грамматика.

В наше время изменения в обществе, компьютеризация, взаимопроникновение различных культур ведут к изменению языка. Хорошо это или плохо? Однозначно ответить невозможно, ведь этот вопрос пытаются решить многие ученые уже на протяжении несколько столетий. Особенности языка – это отражение эпохи. Так было всегда, и примером являются произведения русских писателей.

А еще язык отражает особенности различных социальных групп. Многие писатели 19 века сохранили для нас исторические особенности языка: например, А. Н. Островский – особенности речи русского купечества. Вот и язык повести Л. А Чарской «Записки институтки» несет в себе своеобразие эпохи – это конец 19 века – и социальной группы (героини повести – воспитанницы закрытого института и их преподаватели). Речь институток и их преподавателей интересна современному читателю, перед ним открывается особый мир не только художественных образов, событий, отношений, но и особый мир языка произведения.

В лингвистике разделяют понятия «язык» и «речь». Язык – система звуковых и словарно-грамматических средств, закрепляющих результаты работы мышления и являющихся орудием общения людей, обмена мыслями и взаимного понимания в обществе. Речь – язык в действии, язык в «работе», когда мы им пользуемся для общения с другими людьми.

В данной работе внимание будет уделено именно речи героев повести.

Цель данной работы – выявить основные речевые особенности персонажей произведения повести Л. А. Чарской «Записки институтки».

Задачи:

Рассмотреть некоторые особенности речи литературного персонажа в целом;
Систематизировать основные особенности речи персонажей повести Л. А. Чарской «Записки институтки»;
Выявить значение особенностей речи литературного персонажа для раскрытия образа героя и отражения социальной атмосферы произведения.

Жизнь и творчество Л. А. Чарской.

Для исследования выбрана повесть Л. А. Чарской «Записки институтки». Имя этой писательницы почти забыто, но это не значит, что ее книги неинтересные. Напротив, в них более точно описаны картины жизни и внесены более мелкие, но важные детали, которые могут заметить только чувственные и тонкие натуры.

Такой утонченной личностью была Л. А. Чарская. Ее книги захватывают с первых страниц: при чтении время просто пролетает. Читатель переносится в описываемую эпоху, в общество героев и живет рядом с ними.

Но еще интересно и то, что Л. Чарская вместе с повседневной жизнью, проблемами и счастливыми моментами передает и речевые особенности и эпохи, и определенной социальной среды.

Сведений о жизни Л. Чарской немного: даже в пору ее наибольшего успеха, ее славы, она оставалась человеком очень скромным, почти никогда не писала о себе. Да и вообще создавать биографию молодой женщины, в самом разгаре ее творчества, никому не приходило в голову, хотя после всех ее нашумевших книг Чарская написала три повести «о самой себе», стоящие как бы в стороне от всех ее предыдущих. В этих повестях – «За что?», «На всю жизнь», «Цель достигнута» - она поведала историю своей жизни за двадцать с лишним лет…

Детство Лидии Алексеевны Чуриловой прошло в состоятельной семье. Она рано лишилась матери и всю свою привязанность перенесла на отца.

Детство казалось источником одной лишь радости, пока отец не привел в дом новую маму, мачеху. Между Лидой и новой мамой началась непримиримая вражда, которая привела к побегу девочки из дома. Побег этот, чуть не стоивший ей жизни, найдет потом сюжетное воплощение в «Княжне Джавахе» - одной из самых известных ее повестей.

Домашний конфликт только обострился, Лиду отвезли в Петербург и определили в закрытое учебное заведение – Павловский институт.

После окончания Павловского института восемнадцатилетняя Лида вышла замуж за мрачного, нелюдимого офицера Бориса Чурилова. Их совместная жизнь была недолгой: Чурилов должен был отправиться по службе в Сибирь, и молодая жена с новорожденным ребенком не могла следовать за ним. Она приняла твердое и непоколебимое решение: начать пусть самую скромную, но самостоятельную жизнь. Уже давно чувствовала она «самой непонятное» влечение к сцене, к театру.

Она подает прошение, выдерживает конкурс и поступает на Драматические курсы при Императорском театральном училище, какое-то время учится под руководством знаменитого драматического артиста В. Н. Давыдова. Начинается дружная артельная жизнь, очень часто товарищи собирались в ее крохотной квартирке и помогали ей заботиться о ее маленьком «принце», ее сыне Юрочке. И наконец, наступило событие необыкновенной важности: по окончании курсов ее приняли на единственную женскую вакансию в Александрийский театр. Под именем Л. Чарская она работает в этом знаменитом театре с 1898 по 1924 годы.

Знаменитой артисткой Чарская не стала. Полностью ее захватила, подчинила себе другая страсть – к сочинительству. Примерно за двадцать лет она написала около восьмидесяти книг. С ними к ней пришел неслыханный успех, небывалая слава. Она стала безраздельным кумиром юного читателя. Сотни писем от детей и их родителей шли к Лидии Алексеевне, была учреждена стипендия ее имени.

Творческая жизнь Чарской кончилась в 1917 году. Ее имя попало в списки запрещенных авторов, ее произведения считались «буржуазно-мещанскими», сентиментальными, слащавыми, пошлыми и монархическими.

Но, изъятые из продажи и снятые с книжных полок библиотек, книги продолжали жить «подпольной» жизнью, и любовь к Чарской среди читателей существовала еще долго. Отвечая Горькому, обратившемуся в начале 30-х годов через газету к ребятам с вопросом, какие книги они читают и какие хотели бы прочитать, многие из них назвали Чарскую и объяснили, что любят ее «за удаль, за горцев, за сверканье шашки и вороных коней».

Писательница умерла в 1937 году и похоронена чьими-то добрыми руками на Смоленском кладбище. Эстафета доброты продолжилась: могила всегда прибрана, ухожена, а ведь прошло уже несколько десятилетий…

И только с середины 60-х годов 20 века, в период оттепели, ее имя зазвучало вновь. И сегодня книги этой замечательной русской писательницы снова издаются и пользуются успехом у читателей.

Среди произведений Л. Чарской можно выделить самые интересные, наполненные красками и эмоциями, душой и жизнью – это «Княжна Джаваха» и «Записки институтки». Они были первыми ее повестями и сразу захватили внимание читателей. В существование Нины Джавахи поверили так, что на ее могилу – к Новодевичьему монастырю – приходили и приезжали читатели: никто не хотел верить, что такой могилы нет.

Лидия Чарская стремилась вызвать добрые чувства у юных читателей, «поддержать их интерес к окружающему, будить любовь к добру и истине, сострадание к бедным, священное пламя любви к родине». Она ни разу не изменила своим представлениям о назначении человека.

Завершить рассказ о судьбе Л. Чарской лучше всего ее же словами: «Если бы отняли у меня возможность писать, я перестала бы жить».

3. Основная часть.

Роль речи персонажа в раскрытии образа героя

И социальной атмосферы произведения.

«Речь художественных произведений складывается из разных типов монолога и диалога, из смешения многообразных форм устной и письменной речи…» - писал известный лингвист В. В. Виноградов.

Язык произведения может быть разным. Он включает в себя художественную лексику, синтаксические фигуры, особенности звучания. Все это является очень важной частью произведения, помогает более ярко, четко выразить чувства героев, их нравственные качества, а также особенности времени. Читая любую книгу, каждый обращает внимание на речь не только повествователя, но и персонажей произведения. Речь персонажа обычно раскрывает его характер и помогает нам понять отношение автора к герою.

Все любят, когда литературные герои говорят ярким, оригинальным языком. Читатели всегда обращают на это внимание при чтении книг, а авторы стараются разнообразить речь своих персонажей.

Образ героя художественного произведения складывается из множества факторов – это и характер, и внешность, и профессия, и увлечения, и круг знакомств, и отношение к себе и окружающим.

Талантливо созданная характеристика героя – украшение художественного текста и важный штрих к портрету персонажа. Умелое использование речевых характеристик – один из инструментов профессионального литератора.

3.1. Приемы создания речевой характеристики персонажа.

Есть два способа создания речевых характеристик: косвенный – посредством авторских ремарок и диалогов, и прямой – в речи персонажей. Именно этот аспект – речь литературного персонажа - и будет рассмотрен в данной работе.

Функции речевой характеристики могут быть различными:

ХАРАКТЕРИЗУЮЩАЯ – чтобы лучше раскрыть образ героя, его индивидуальность, подчеркнуть какие-то черты характера или принадлежность к определенной группе (профессиональной, этнической, социальной), особенности воспитания.
ВЫДЕЛИТЕЛЬНАЯ – чтобы сделать образ запоминающимся, выделить на фоне других.
СРАВНИТЕЛЬНАЯ – используется для сопоставления или противопоставления героев.
ПСИХОЛОГИЧЕСКАЯ – раскрывает эмоциональное состояние героя.

Часто ведущим речевым средством создания образа персонажа является подбор лексики. Среди возможных лексических средств создания речевой характеристики литературного героя можно выделить следующие:

Среди других приемов создания речевой характеристики героя можно выделить следующие:

Скорость речи – медленная, стандартная, быстрая. Обычно иллюстрирует темперамент героя – холерический или меланхолический. Выражается словами автора «тараторил», «бубнил», «тянул», «мямлил» и др.
Громкость речи – герой говорит чуть слышно, шепчет или, наоборот, громко кричит. Используется как средство психологической характеристики героя, выражение его темперамента или минутного настроения. Эффект громкости создается при помощи особой расстановки знаков препинания в речи персонажа.
Дефект речи – акцент, заикание, шепелявость. Акцент часто используют в речи второстепенных персонажей для создания комического эффекта. Заикание обычно признак слабого, жалкого, трусливого героя. Шепелявость присуща отрицательным персонажам. Очень редко дефекты речи используют в описании положительных героев. (в основном – если такой была речь прототипа литературного персонажа).
Особое построение фраз. Обычно подчеркивает индивидуальность героя, его противопоставленность всему миру.
Повторы – их используют для придания индивидуальности второстепенным персонажам и их психологической характеристики.
Рифмовка – герой говорит стихами или определенными стихотворным размером. Это или раскрывает поэтический мир героя, или создает комический эффект.
Болтливость и молчаливость – эти качества персонажа подчеркивают, когда хотят противопоставить его в разговоре собеседнику. Болтуны – обычно эпизодические герои, персонажи поверхностные и пустые. Молчуны – загадочные персонажи, которые не выдадут, что у них на уме, ни словом, ни делом. Болтливость и молчаливость в речи главных героев может быть использована эпизодически – как реакция на стресс.

Из всех перечисленных характеристик речи литературного персонажа для работы с текстом повести Л. Чарской «Записки институтки» были выбраны следующие:

Иностранные слова;

Уменьшительно-ласкательные слова;

Сленг;

Громкость и темп речи;

Речевой этикет.

3.2. Речевой этикет.

Работая над текстом повести, необходимо обратить внимание на речевой этикет. Ведь этикету, и речевому в частности, уделялось много внимания в институтах для благородных девиц. Из воспитанниц институтов должны получиться светские дамы, хозяйки салонов, матери знатных семейств.

Речевой этикет является важной частью национального языка и культуры. Речевой этикет – принятая в данной культуре совокупность требований к форме, содержанию, порядку, характеру и ситуативной уместности высказываний. Известный исследователь речевого этикета Н. И. Формановская дает такое определение: «Под речевым этикетом понимаются регулирующие правила речевого поведения, система национально специфичных стереотипных, устойчивых формул общения, принятых и предписанных обществом для установления контакта собеседников, поддержания и прерывания контакта в избранной тональности». К речевому этикету, в частности, относятся слова и выражения, употребляемые людьми для прощания, просьбы, извинения, принятые в различных ситуациях формы обращения, интонационные особенности, характеризующие вежливую речь, и т. д. Изучение речевого этикета занимает особое положение на стыке лингвистики, теории и истории культуры, этнографии, страноведения, психологии и других гуманитарных дисциплин.

С одной стороны, специфика речевого этикета в том, что он характеризует как повседневную языковую практику, так и языковую норму. Действительно, элементы речевого этикета присутствуют в повседневной практике любого носителя языка, который легко опознает эти формулы в потоке и ожидает от собеседника их употребления в определенных ситуациях. Незнание же требований речевого этикета и, как следствие, их невыполнение воспринимается как желание оскорбить или как невоспитанность.

С другой стороны, речевой этикет может рассматриваться с точки зрения языковой нормы. Так, представление о правильной, культурной, нормированной речи включает в себя и определенные представления о норме в области речевого этикета. Кроме того, нарушение норм и правил литературного языка, особенно если это выглядит как небрежность, само по себе может рассматриваться как нарушение речевого этикета.

Граница между повседневной речевой практикой и нормой в речевом этикете неизбежно является подвижной. Практическое применение речевого этикета всегда несколько отличается от нормативных моделей, и не только из-за недостаточного знания его правил. Отклонение от нормы или чересчур дотошное следование ей может быть связанно с желанием говорящего продемонстрировать свое отношение к собеседнику или подчеркнуть свое видение ситуации.

Речевой этикет не является жесткой системой правил; он в достаточной мере пластичен.

Стилистические различия в употреблении единиц речевого этикета в значительной степени определяются принадлежностью речи к различным функциональным стилям. Фактически каждый функциональный стиль имеет свои этикетные правила. Например, деловая речь отличается высокой степенью формальности: участники коммуникации, лица и предметы, о которых идет речь, называются их полными официальными наименованиями. В научной речи принята довольно сложная система этикетных требований, определяющих порядок изложения, ссылок на предшественников и возражений оппонентам.

Среди этикетных требований, предъявляемых к устной речи, важное место занимает интонация высказывания. Носитель языка безошибочно определяет весь диапазон интонаций – от подчеркнуто вежливой до пренебрежительной. Однако определить, какая интонация соответствует речевому этикету, а какая выходит за его рамки в общем виде, без учета конкретной речевой ситуации, едва ли возможно. Произнесение одного и того же высказывания с различной интонацией выражает различные противопоставления: по смыслу, по стилистическим оттенкам и в том числе – по выражению отношения говорящего к слушающему. Этим отношением и определяется, какую интонационную конструкцию в данном случае следует использовать, а какую – нет. Так, в соответствии с этикетными правилами интонация не должна указывать на пренебрежительное или покровительственное отношение, намерение поучать собеседника, агрессию и вызов.

Исходя из изложенного, особенности речевого этикета в повести «Записки институтки» целесообразно рассматривать отдельно, ведь это чрезвычайно важный аспект жизни людей, существующих в достаточно замкнутом мире. Этот мир, в данном случае закрытый институт, подчиняется строгим правилам, среди них – правилам речевого этикета.

3.3 . Особенности речи персонажей произведения

Л. Чарской.

Ревой этикет.

Обращение к речевому этикету обусловлено тем, что в тексте повести он совмещает два аспекта: с одной стороны, речевые этикетные нормы, принятые в дворянской среде, с другой стороны – речевой этикет учебных заведений для девочек. Конечно, речевой этикет неразрывно связан с этикетом поведения в обществе: требования к внешнему виду, манере поведения и т. д.

Например, требования этикета к внешнему виду воспитанниц:

«- Это маленькая Людмила Влассовская, дочь убитого в последнюю компанию Влассовского? – спросила начальница Анну Фоминишну. – Я рада, что она в наш институт… – и потом прибавила, проводя душистой мягкой рукой по моим непокорным кудрям:

Ее надо ОТСТРИЧЬ , это – НЕ ПО ФОРМЕ* ».

Следующее предложение – пример этикетных норм поведения:

«Девочки, гулявшие попарно и группами, ОСТАНАВЛИВАЛИСЬ И НИЗКО ПРИСЕДАЛИ КНЯГИНЕ ».

А к речевому этикету можно отнести следующие примеры:

«- НЕ ГОВОРИ МНЕ «ВЫ». ВЕДЬ МЫ – ПОДРУГИ. – И Нина, покачав укоризненно головкой, прибавила: - скоро звонок – конец урока, мы тогда с тобой поболтаем», - обращение на «ты» было свидетельством дружеских отношений.

Девочки в институте давали друг другу прозвища: Галочка, Белка, Крошка…

И вот диалог двух подруг:

«В ответ она обняла меня и чуть слышно прошептала:

А что ты за меня вынесла, Люда!

* Выделено мною.

«Люда!» Как восхитительно звучало мне мое имя в милых губках княжны: не Галочка, а Люда » . – Героине было важно, что ее подруга, на которую она равняется, назвала ее оп имени, «совсем как взрослую».

К своим преподавателям девочки обращались: Maman, Madam, госпожа, фрейлейн. Такое обращение было принято в дворянском обществе и, соответственно, в институте. Преподаватели обращались к девочкам по фамилиям, и сами девочки так же: «- Да , m-lle, Федорова больна и переведена в лазарет » или « Влассовская, Гардина и Джаваха , - шепотом позвала фрейлейн, и мы заняли освободившееся место на амвоне» , или «- Mesdames , идите исповедоваться! – звонко крикнула нам попавшаяся по дороге институтка».

Таким образом, речевой этикет служил формой официального общения в институте. Новеньким ученицам необходимо было освоить эти нормы и соблюдать их все годы обучения.

Речь институток.

Наряду с особенностями речевого этикета в теоретической части были выделены еще следующие: сленг, уменьшительно-ласкательные слова, иностранные слова, громкость и темп речи.

Сленг.

Сленг присущ молодежной среде, и воспитанницы института не составляют исключения. Наиболее часто употребляются слова: «синявки», «седьмушки» «дуся», «душка», «дортуар», «парфетки». В тексте повести Люду Влассовскую с лексическим значением этих слов знакомит ее новая подруга Нина Джаваха.

Например:

«- Да ведь «Крошка» совсем не маленькая – ей уже одиннадцать лет, - ответила княжна и прибавила: - Крошка – это ее прозвище, а настоящая фамилия ее – Маркова. Она любимая (так в тексте) нашей начальницы, и все «синявки» к ней подлизываются.

Кого вы называете синявками ? – полюбопытствовала я.

- Классных дам, потому что они все носят синие платья, - тем же тоном продолжала княжна».

В институте были свои названия некоторых помещений: «Незаметно пробежал вечер. В восемь часов звонок на молитву прервал наши беседы. Мы попарно отправились в спальню, или «дортуар», как она называлась на институтском языке».

«Крошка и Маня Иванова – две неразлучные подруги – чинно прохаживались по «среднему» переулку, т. е. по пространству между двумя рядами кроватей, и о чем-то шептались».

В институте употреблялись слова, который были понятны всем институткам: «Несколько девочек, и в том числе княжна, вышли на середину класса. Это были наши «сливки», т. е. лучшие по поведению и учению институтки».

седьмушки бежали под кран мыть шею, лицо и чистить ногти и зубы. Это проделывалось с особенным старанием, хотя седьмушкам не приходилось танцевать – танцевали старшие, а нам разрешалось только смотреть». – «Седьмушками» называли самых маленьких, а «первоклассницами» - самых старших девочек.

«Девочки – «парфетки» следили за девочками – «мовешками», заботясь, чтобы урок был выучен». – «Парфетки» - отличницы в институте, «мовешки» - наоборот, отстающие ученицы.

« Фискалка!.. Фискалка!.. Злючка!.. Злючка!.. Фискалка! – я зажала уши, чтоб ничего не слышать… Мое сердце болезненно ныло». – На языке институток это значит – ябеда.

Можно привести два таких фрагмента. Из первого мы видим, что учителям давались клички, как и воспитанницам, и что любимых преподавателей называли «дуся», «душка»:

«-А вдруг фрейлейн уйдет! Тогда Пугач нас доест совсем! Mesdam’очки , что нам делать? – слышались голоса девочек, заранее встревоженных событием.

Нет, мы не пустим нашу дусю , мы на коленях упросим ее всем классом остаться! – кричала Миля Корбина, восторженная, всегда фантазирующая головка.

Тише! Кис-кис идет!

Мы разом стихли. В класс вошла фрейлейн . Действительно, глаза ее были красны и распухли, а лицо тщетно старалось улыбнуться».

В институтах и гимназиях для девочек было принято кого-нибудь «обожать». Второй пример показывает, как это Нина объясняет новенькой:

«- Видишь ли, Галочка, у нас ученицы младших классов называются «младшими» , а те, которые в последних классах, - это «старшие» . Мы, младшие, «обожаем» старших . Это уже так принято у нас в институте. Каждая из младших выбирает себе «душку», подходит к ней, здоровается по утрам , гуляет по праздникам с нею в зале, угощает конфетами и знакомит со своими родными , во время приема, когда допускают родных на свидание. Вензель «душки» вырезывается перочинным ножом на «титуаре» (пюпитре), а некоторые выцарапывают его булавкой на руке или пишут чернилами ее номер, потому что каждая из нас в институте записана под известным номером . А иногда имя «душки» пишется на стенах и окнах… Для «душки», чтобы быть достойной ходить с нею, нужно сделать что-нибудь особенное, совершить, например, какой-нибудь подвиг: или сбегать ночью на церковную паперть, или съесть большой кусок мела, - да мало ли чем можно проявить свою стойкость и смелость». – Как можно увидеть, отношения между воспитанницами разных возрастов были достаточно своеобразны, но это же опять нормы этикета: с одной стороны, открыто выражать симпатию неприлично, с другой – детям необходимо показывать свои чувства. Те, кто младшие, ищут поддержку у старших.

Использование сленга в казенной обстановке института приносило девочкам чувство единства, близости.

Использование сленга было вообще свойственно учащимся гимназий в царской России. К примеру, использование сленга в дореволюционных гимназиях для мальчиков находит отражение в произведениях Л. А Кассиля «Кондуит и Швамбрания» и Н. А. Крашенинникова «Восемь лет».

Уменьшительно-ласкательные слова.

Другой характерной особенностью речи девочек – институток является употребление уменьшительно-ласкательных слов. Если использование сленга понятно: это есть в современной молодежной сфере, - то употребление слов с уменьшительно-ласкательными суффиксами очень непривычно. А у институток вся речь буквально пронизана такими словами. К подруге они обращаются:

«Это была первая глубокая обида, нанесенная детскому сердечному порыву…. Я еле сдержалась от подступивших к горлу рыданий и пошла на место.

Нина, слышавшая все происшедшее, вся изменилась в лице.

Злючка! – коротко и резко бросила она почти вслух, указывая взглядом на m-lle Арно.

Я замерла от страха за свою подругу. Но та, нисколько не смущаясь, продолжала:

Ты не горюй, Галочка , напиши другое письмо и отдай ей… - И совсем тихо добавила: - А это мы все-таки пошлем завтра…. К Ирочке придут родные, и они опустят письмо. Я всегда так делала. Не говори только нашим, а то Крошка наябедничает Пугачу». – Можно заметить, что уменьшительно-ласкательные слова употреблялись, несмотря даже на негативный характер информации. Можно предположить, что употребление уменьшительно-ласкательных слов было настолько традиционно, что девочки при самом яростном потоке зла продолжали «держаться» друг за друга.

Эту же особенность – использование уменьшительно-ласкательных суффиксов – можно отнести и к некоторым сленговым словам: «душка», «седьмушки».

«Это уже так принято у нас в институте. Каждая из младших выбирает себе «душку»… »

«В 7 часов началось необычайное оживление; седьмушки бежали под кран мыть шею, лицо и чистить ногти и зубы».

Интересным является еще тот факт, что даже иностранные слова девочки могли употреблять с уменьшительно-ласкательными суффиксами. Наиболее яркий пример – обращение воспитанниц друг к другу, образованное от слова «мадам»: «мадамочки» и «mеsdam’очки»:

«- Mesdam’очки, Mesdam’очки, знаете новость, ужасную новость?»

Таким образом, можно сделать вывод, что употребление уменьшительно-ласкательных слов не только показывало симпатию девочек, но и являлось речевой нормой в 19 веке. По данному аспекту наблюдений следует отметить, что и речь повествователя в произведении (оно ведется от лица двенадцатилетней воспитанницы Люды Влассоковской) пронизана словами с уменьшительно-ласкательными суффиксами:

«Миля Корбина, нежно прильнула к своей маме белокурой головенкой », «мы заглянули сквозь круглое окошко в зал», «она стояла передо мной как живая, моя милая, чудная мамуня ».

Эти примеры иллюстрируют тот факт, что данные особенности были речевой нормой в дворянской среде. Подтвердить это можно тем, что в повестях «Детство» и «Отрочество» из автобиографической трилогии Л. Н. Толстого тоже очень много уменьшительно-ласкательных слов.

Иностранные слова.

В России 19 века в дворянской среде было обязательным знание иностранных языков, преимущественными были французский и немецкий. Девочки в гимназиях и институтах обязаны были не только знать иностранные языки, но говорить на них. При чтении повести «Записки институтки» сразу видишь обилие иностранных слов и целых фраз.

Например, обращения:

«- Mesdam’очки, Mesdam’очки, знаете новость, ужасную новость? Сейчас я была внизу и видела Maman она говорила что-то нашей немке – строго, строго… А Fraulein плакала… я сама видела, как она вытирала слезы! Ей-Богу…».

«Девочки в институте обращались к наставнице Maman ,а друг к другу на «Вы»».

«- У нас – новенькая, une nouvelle eleve (новая ученица), - раздался среди полной тишины возглас Бельской.

Ah! – спросил, не поняв, учитель.

Taisez-vouse, Bielsky! (молчите, Бельская, - строго остановила ее классная дама».

Обращает на себя внимание cлово «mesdam’очки»: это французское слово, но с русским уменьшительно-ласкательным суффиксом; для воспитанниц говорить так было привычно.

Таким образом, использование иностранных слов является речевой нормой для дворянской среды 19 века (это мы тоже можем увидеть в автобиографической трилогии Л. Н. Толстого).

Громкость и темп речи.

Рассматривая громкость и темп речи, следует отметить, что в целом девочки ведут себя сдержанно, говорят тихо; а темп речи зависит от того, диалог это или реплика в общей беседе:

«Лишь только затихли ее осторожные шаги, Бельская поднялась на локти со своей подушки и произнесла звонким шепотом на всю спальню :

Тише, mesdam’очки, а то вы мешаете спать ее светлости, сиятельной княжне.

Девочки слабо фыркнули ».

«- Ах, новенькая!.. воскликнула она, и ее добрые глаза засияли лаской ».

В основном описание тональности речи используется для того, чтобы передать настроение и душевное состояние литературного героя.

Рассмотрим отрывок, рисующий сцену общения Императора (так в тексте) с главной героиней произведения:

«- Прекрасно, малютка! – произнес милый бас Государя. – Как твоя фамилия?

Его рука, немного тяжелая и большая, настоящая державная рука, легла на мои стриженые кудри.

Влассовская Людмила, Ваше Императорское Величество, - догодалась ответить я.

Влассовскоя? Дочь казака Влассовского?

Так точно, Ваше Императорское величество, - поспешила вмешаться Maman.

Дочь героя, славно послужившего родине! – тихо и раздумчиво повторил Государь, так тихо, что могли только услышать Государыня и начальница, сидевшая рядом. Но мое чуткое ухо уловило эти слова доброго Монарха.

Approche, mon enfant (подойди, мое дитя)! – прозвучал приятный и нежный голосок Императрицы. И едва я успела приблизиться к ней, как ее рука в желтой перчатке легла мне на шею, а глубокие, прелестные глаза смотрели совсем близко около моего лица».

Из данного примера следует, что девочки с детства учились помнить заслуги своих предков; что преклонение перед императорской четой приводило к восторженному восприятию каждого их слова и жеста. Возможно, героиня субъективно воспринимала происходящее, но ее чувства легко понять: не каждый удостаивался такой чести.

Речь преподавателей.

Данная характеристика речи – громкость и темп – свойственна и преподавателям института.

Например, священник говорит тихо: «Как ваша фамилия, деточка? – обратился он ко мне тем же ласковым голосом, от звуков которого точно легче становится на сердце »; а преподаватель немецкого - громко кричит: «Насколько учитель-француз был «душка», настолько немец «аспид». Класс дрожал на его уроке. Он вызвал воспитанниц резким, крикливым голосом , прослушивал заданное, поминутно сбивая и прерывая замечаниями, и немилосердно сыпал единицами».

Из этих фрагментов понятно, что по громкости и темпу речи можно определить характер преподавателя, его отношение к работе и институткам.

И классная дама может показать свою строгость через интонацию голоса: «- Влассовская, - раздался надо мною строгий голос классной дамы, - пойдемте, я покажу вам ваше место.

Я вздрогнула. Меня в первый раз называли по фамилии, и это неприятно подействовало на меня».

Речь преподавателей, конечно же, насыщена иностранными словами, притом это не только учителя иностранных языков, но и другие преподаватели, воспитатели, начальница института:

«Француз кивнул мне ласково и обратился к Нине шутливо:

- Prenez garde, petite princesse, vous aurez une rivale (берегитесь, княжна, у вас будет соперница). – И, кивнув мне еще раз, отпустил на место».

…«- Tres mal (очень плохо), - коротко бросил учитель и поставил Ренн единицу».

Уменьшительно-ласкательные слова преподаватели употребляют редко, это объясняется тем, что события происходят в официальной обстановке. Исключения составляют классная дама Кис-кис и батюшка – преподаватель Закона Божьего:

«Кис-кис смутилась:

Спасибо, милочки . Я всегда была уверена в вашем расположении ко мне и очень, очень горжусь моими детками ».

«- Хорошо, чужестраночка , молодец! – похвалил меня батюшка, отпуская на место.

За мною вышла Додо Муравьева и внятно и громко прочла канон Богородице.

Хорошо, Дуняша ! – похвалил и ее батюшка»

Классная дама и батюшка искренне любили воспитанниц, поэтому могли так разговаривать с ними.

Поскольку повествование в повести ведется от лица институтки, мы не увидим на страницах произведения сленга в речи преподавателей.

Обращаясь к речевому этикету, напомним, что этот аспект уже рассматривался в разделе «Речевой этикет».

Таким образом, речь преподавателей в институте содержала все основные особенности, свойственные данной социальной группе, кроме сленга. Эта общность специфики речи воспитанниц и преподавателей создает неповторимую атмосферу произведения.

4. Заключение.

Речь персонажа как средство типизации.

Атмосфера повести Л. Чарской «Записки институтки» тесно связана с узкой социальной средой: жизнью в закрытом институте для благородных девиц. Девочки на семь долгих лет были оторваны от дома, привычной обстановки. Не каждая могла на каникулы уехать домой: обедневшие дворянские семьи не могли этого себе позволить или девочки были сиротами (такие ученицы воспитывались за государственный счет). Атмосфера казенного учреждения, пусть и, как бы мы сейчас сказали, элитного, угнетало детскую душу. Многое зависело от окружения: подруг, преподавателей, воспитателей. Конечно, пребывание в институте приносило и радость верной дружбы, и возможность качественного образования, и достойное место в обществе по завершении учебного заведения. Но главным оставалось общение, общение в коллективе в течение многих лет. И речь персонажей, безусловно, отражает сложившиеся нормы этого общения.

Все особенности речи: использование сленга и иностранных слов, уменьшительно-ласкате6льные слова, следование этикету – характеризуют героинь повести как представительниц одной социальной среды, в целом с общим мировоззрением, общими нравственными ценностями. И преподавателей девочек тоже представляют традиционную группу: есть добрые и злые, умные и глупые. Образы преподавателей раскрываются в манере общения с ученицами, в характере речи: интонации, громкости, темпе.

Таким образом, при всей индивидуальности образов институток (как главных героинь, так и эпизодических) и их преподавателей, можно сделать вывод, что эти литературные персонажи – типичные для произведений об учебных заведениях дореволюционной России. Для современников Чарской это типичность героев – приближение к реалиям их жизни; для нас сегодня – возможность представить целостную картину жизни и учебы наших ровесников, почувствовать атмосферу ушедшей эпохи.

На основе рассмотренного материала можно сделать следующие выводы:

Существуют различные критерии систематизации особенностей речи литературного персонажа;

Речь персонажей повести Л. Чарской «Записки институтки» содержит следующие характерные особенности: использование сленга, уменьшительно-ласкательных слов, иностранных слов;

Особенности речи литературного персонажа – важное средство в раскрытии образов героев и атмосферы произведения.

СПИСОК ЛИТЕРАТУРЫ:

Абрамович Г. Л. «Введение в литературоведение» учебник для студентов пед. ин-тов по спец. №2101 «Рус. яз. и лит.» М., Просвещение, 1979г.
Бабайцева В.В., Чеснокова Л. Д. «Русский язык: теория» 5-9 классы. Учебник для общеобразовательных учреждений. Дрофа, 2009.
Введенская Л. А. «Культура речи». Серия «Учебники, учебные пособия». Ростов н\Д: Феникс, 2001г.
Горшков А. И. Русская словесность: от слова к словесности: Учеб. пособие для учащихся 10-11 кл. шк., гимназий и лицеев гуманит. Направленности. – М.: Просвещение, 1995.
Мещерякова М. И. Литература в таблицах и схемах. – 3-е изд. – М.: Айрис-пресс, 2003.
Набокова Ю. «Речевая характеристика» Интернет
Ожегов С. И. Толковый словарь русского языка; Под ред. Проф. Л. И. Скворцова. – 26-е изд., испр. и доп. – М.: ООО «Издательство Оникс», 2009г.
Чарская Л. Повести/Сост. и вступ. ст. Е. Путиловой. Оформл. С. Захарьянца. – Л.: Дет. лит., 1991г.

Нам осталось сказать несколько слов о речевой характеристике персонажей, но этот вопрос для учителя-практика не представляет обыкновенно большой сложности. Единственно от чего следует предостеречь, так это от смешения понятий при анализе речи героев. Зачастую под речевой характеристикой персонажа подразумевают содержание его высказываний, то есть то, что персонаж говорит, какие мысли и суждения высказывает. На деле же речевая характеристика персонажа – это нечто совсем другое. Как писал Горький, «не всегда важно, что говорят, но всегда важно, как говорят». Речевая характеристика персонажа и создается именно этим «как» – манерой речи, ее стилистической окрашенностью, характером лексики, построением интонационно-синтаксических конструкций и т.п.

Общие свойства художественной речи

Какие же наиболее общие характеристики присущи художественной речи в том или ином конкретном произведении? Таких характеристик шесть – три пары. Во-первых, речевая форма произведения может быть прозаической или стихотворной – это понятно и не требует комментариев. Во-вторых, ее может отличать монологизм или разноречие. Монологизм предполагает единую речевую манеру для всех героев произведения, совпадающую, как правило, с речевой манерой повествователя. Разноречие представляет собой освоение разнокачественности речевых манер, в нем речевой мир становится объектом художественного изображения. Монологизм как стилевой принцип связан с авторитарной точкой зрения на мир, разноречие – с вниманием к разнообразным вариантам осмысления действительности, так как в разнокачественности речевых манер отражается разнокачественность мышления о мире. В разноречии целесообразно выделять две разновидности: одна связана с воспроизведением речевых манер разных персонажей как взаимно изолированных («Кому на Руси жить хорошо» Некрасова, очерки Н. Успенского, рассказы Чехова и т.п.) и случай, когда речевые манеры разных героев и повествователя определенным образом взаимодействуют, «проникают» друг в друга (романы Толстого, Тургенева и в особенности Достоевского). Последний тип разноречия в работах М.М. Бахтина получил название полифонии.

В-третьих, наконец, речевая форма произведения может характеризоваться номинативностью или риторичностью. Номинативность предполагает акцент прежде всего на точности художественного слова при использовании нейтральной лексики, простых синтаксических конструкций, отсутствии тропов и т.д. Риторичность, напротив, использует в большом количестве средства лексической выразительности (возвышенную и сниженную лексику, архаизмы и неологизмы и проч.), тропы и синтаксические фигуры: повторы, антитезы, риторические вопросы и обращения и т.п. В номинативности акцентируется прежде всего сам объект изображения, в риторичности – изображающее объект слово. Номинативна, в частности, стилистика таких произведений, как «Капитанская дочка» Пушкина, «Отцы и дети» Тургенева, «Дама с собачкой» Чехова. Риторичность наблюдается, например, в лирике Лермонтова, в рассказах Лескова, романах Достоевского и т.д.

Рассмотренные свойства называются речевыми доминантами произведения.

? КОНТРОЛЬНЫЕ ВОПРОСЫ:

1. Какие лексические средства применяет писатель для большей выразительности художественной речи?

2. Назовите известные вам тропы (с примерами из художественной литературы). На одном-двух примерах покажите их художественную функцию.

3. Что такое синтаксическая организация и зачем ее нужно анализировать?

4. Что такое темпоритм художественного произведения? На одном-двух примерах покажите значение темпоритма для создания определенного эмоционального рисунка произведения или его фрагмента.

5. В чем различие между прозой и стихом? Назовите известные вам стихотворные размеры в русском стихосложении.

6. Какие художественные функции имеет речевая характеристика персонажа? С помощью каких приемов индивидуализируется речь каждого из персонажей?

7. Что такое повествование? В чем своеобразие образа повествователя? Какие бывают типы повествования? Почему нужно анализировать характер повествования и речевую манеру повествователя в художественном произведении?

8. В чем состоит различие между монологизмом и разноречием? Какие разновидности разноречия вы знаете и чем они различаются между собой?

9. В чем состоит различие между номинативностью и риторичностью?

Упражнения

1. Сравните стихотворения А.С. Пушкина «Деревня» и «Когда за городом задумчив я брожу...» по следующей схеме:

а) характер лексики,

б) большее или меньшее употребление тропов,

в) синтаксическое построение фразы и ее темпоритм,

г) стихотворный размер.

2. Определите, является ли речевая характеристика персонажей существенной для Максима Максимыча («Герой нашего времени» М.Ю. Лермонтова), Платона Каратаева («Война и мир» Л.Н. Толстого) и Громова («Палата № 6» А.П. Чехова). Если

а) нет, то почему,

б) да, то в чем это выражается и какие черты характера героев она выявляет?

3. Проанализируйте характер повествования и образ повествователя в «Пиковой даме» А.С. Пушкина, «Левше» Н.С. Лескова и «Даме с собачкой» А.П. Чехова по следующей схеме:

а) повествование ведется от первого лица или от третьего,

б) повествователь персонифицирован или нет,

в) создается ли в произведении особый речевой образ повествователя,

г) если нет, то почему, если да, то в чем это выражается,

4. Определите характер речевых доминант в «Пире во время чумы» А.С. Пушкина, «Мцыри» М.Ю. Лермонтова, «Бесах» Ф.М. Достоевского по следующей схеме:

а) монологизм или разноречие,

б) если разноречие, то какого типа,

в) номинативность или риторичность.

Итоговое задание

Проанализируйте организацию художественной речи двух-трех из следующих произведений (по выбору):

АС. Пушкин, Борис Годунов, Капитанская дочка,

М.Ю. Лермонтов. Демон,

Ф.М. Достоевский. Игрок,

Л.Н. Толстой. Хаджи-Мурат,

М.А. Булгаков. Собачье сердце,

В.М. Шукшин. До третьих петухов.

Анализ композиции

Общее понятие композиции

Детали изображенного мираи их словесные обозначения в литературном произведении располагаются определенным образом, с особым художественным смыслом. Такое расположение и составляет третью структурную сторону художественной формы – композицию. В практике школьного литературоведения анализу композиции отводится очень мало времени и внимания. В сущности, понятие о композиции в подавляющем большинстве случаев сводится к понятию о сюжете и его элементах. Даже само определение композиции, которое дается школьниками в 90% случаев («композиция – это построение произведения»), является, по сути дела, метафорой, смысл «которой остается темным и неясным: как же построено произведение словесного, динамического искусства – это ведь не дом, не церковь, не театр... Поэтому главу о композиции мы начнем с точного, научного ее определения: композиция – это состав и определенное расположение частей, элементов и образов произведения в некоторой значимой временной последовательности. Последовательность эта никогда не бывает случайной и всегда несет содержательную и смысловую нагрузку; она всегда, иначе говоря, функциональна. Показать это можно на простейшем примере: нарушить последовательность частей, например, в детективе – начав читать книгу, заглянуть сразу в конец. На практике, разумеется, никто так не делает, потому что такое нарушение композиционной последовательности лишает смысла дальнейшее чтение и уж во всяком случае лишает читателя доброй половины удовольствия. Но это, конечно, пример элементарный; в более сложных случаях требуется и более пристальный анализ, чтобы уяснить себе логику и смысл композиционного построения того или иного художественного целого.

В широком смысле слова композиция – это структура художественной формы, и первая ее функция – «держать» элементы целого, делать целое из отдельных частей; без обдуманной и осмысленной композиции невозможно создать полноценное художественное произведение. Вторая функция композиции – самим расположением и соотношением образов произведения выражать некоторый художественный смысл; как это происходит на практике, мы и посмотрим в дальнейшем.

Многие учителя ориентируют своих учеников на изучение внешнего слоя композиции произведения: деления его на тома, части, главы и т.п. Этого, как правило, делать не следует, потому что этот внешний слой композиции лишь в редких случаях имеет самостоятельную художественную значимость. Разделение произведения на главы носит всегда вспомогательный характер, служит для удобства чтения и подчинено более глубоким слоям композиционного строения произведения. Обращать внимание здесь надо только на специфические, не всегда встречающиеся элементы внешней композиции: предисловия, прологи, эпиграфы, интерлюдии и т.п. Особый смысл имеет анализ эпиграфов: иногда они помогают раскрыть главную мысль произведения (например, в «Капитанской дочке» Пушкина), иногда, наоборот, ставят перед читателем загадку, которую необходимо разгадать в ходе чтения (например, в романе А. Грина «Бегущая по волнам»), иногда обозначают основную проблему произведения («Так кто же ты? – Я часть той силы, что вечно хочет зла и вечно совершает благо» – эпиграф к роману М.А. Булгакова «Мастер и Маргарита»). Любопытно бывает и соотношение эпиграфа к главе с содержанием самой главы: так, в той же «Капитанской дочке» первая глава как бы вступает в диалог со своим эпиграфом. Эпиграф кончается вопросом: «Да кто его отец?», а глава начинается сливами: «Отец мой, Андрей Петрович Гринев...».

Композиционные приемы

Прежде чем приступить к анализу более глубоких слоев композиции, нам надо познакомиться с основными композиционными приемами. Их немного; основных всего четыре: повтор, усиление, противопоставление и монтаж.

Повтор – один из самых простых и в то же время самых действенных приемов композиции. Он позволяет легко и естественно «закруглить» произведение, придать ему композиционную стройность. Особенно эффектной выглядит так называемая кольцевая композиция, когда устанавливается композиционная перекличка между началом и концом произведения; такая композиция часто несет в себе особый художественный смысл. Классическим примером использования кольцевой композиции для выражения содержания может служить миниатюра Блока «Ночь, улица, фонарь, аптека...»:

Ночь, улица, фонарь, аптека,

Бессмысленный и тусклый свет.

Живи еще хоть четверть века,

Все будет так. Исхода нет.

Умрешь – начнешь опять сначала,

И повторится все, как встарь:

Ночь, ледяная рябь канала,

Аптека, улица, фонарь.

Здесь замкнутый круг жизни, возврат к уже пройденному как бы физически воплощается в композиции стихотворения, в композиционном тождестве начала и конца.

Часто повторяющаяся деталь или образ становится лейтмотивом всего произведения, как, например, образ грозы в одноименном произведении Островского, образ воскресения Лазаря в «Преступлении и наказании» Достоевского, строчки «Да, были люди в наше время, Не то, что нынешнее племя» в «Бородине» Лермонтова. Разновидностью повтора является рефрен в стихотворных произведениях: например, повтор строчки «Но где же прошлогодний снег?» в балладе Ф. Вийона «Дамы былых времен».

Близким к повтору приемом является усиление. Этот прием применяется в тех случаях, когда простого повтора недостаточно для создания художественного эффекта, когда требуется усилить впечатление путем подбора однородных образов или деталей. Так, по принципу усиления построено описание внутреннего убранства дома Собакевича в «Мертвых душах» Гоголя: всякая новая деталь усиливает предыдущую: «все было прочно, неуклюже в высочайшей степени и имело какое-то странное сходство с хозяином дома; в углу гостиной стояло пузатое ореховое бюро на пренелепых четырех ногах, совершенный медведь. Стол, кресла, стулья – все было самого тяжелого и беспокойного свойства, – словом, каждый предмет, каждый стул, казалось, говорил: "и я тоже Собакевич!" или «и я тоже очень похож на Собакевича!"».

По тому же принципу усиления действует подбор художественных образов в рассказе Чехова «Человек в футляре»: «Он был замечателен тем, что всегда, даже в очень хорошую погоду, выходил в калошах и с зонтиком и непременно в теплом пальто на вате. И зонтик у него был в чехле из серой замши, и когда вынимал перочинный нож, чтобы очинить карандаш, то и нож у него был в чехольчике; и лицо, казалось, тоже было в чехле, так как он все время прятал его в поднятый воротник. Он носил темные очки, фуфайку, уши закладывал ватой, и когда садился на извозчика, то приказывал поднимать верх».

Противоположным повтору и усилению приемом является противопоставление. Из самого названия ясно, что этот композиционный прием основан на антитезе контрастных образов; например, в стихотворении Лермонтова «Смерть поэта»: «И вы не смоете всей вашей черной кровью Поэта праведную кровь». Здесь подчеркнутые эпитеты образуют композиционно значимое противопоставление. В более широком смысле противопоставлением называется всякое противоположение образов: например, Онегин и Ленский, Базаров и Павел Петрович, образы бури и покоя в стихотворении Лермонтова «Парус» и т.п. Противопоставление – очень сильный и выразительный художественный прием, на который всегда надо обращать внимание при анализе композиции.

Контаминация, объединение приемов повтора и противопоставления, дает особый композиционный эффект: так называемую зеркальную композицию. Как правило, при зеркальной композиции начальные и конечные образы повторяются с точностью до наоборот. Классическим примером зеркальной композиции может служить роман Пушкина «Евгений Онегин». В нем в развязке как бы повторяется завязка, только с переменой положений: в начале Татьяна влюблена в Онегина, пишет ему письмо и выслушивает его холодную отповедь, в конце – все наоборот: влюбленный Онегин пишет письмо и выслушивает отповедь Татьяны. Прием зеркальной композиции – один из сильных и выигрышных приемов; его анализу требуется уделить достаточно внимания.

Последний композиционный прием – монтаж, при котором два образа, расположенные в произведении рядом, рождают некоторый новый, третий смысл, который появляется именно от их соседства. Так, например, в рассказе Чехова «Ионыч» описание «художественного салона» Веры Иосифовны соседствует с упоминанием о том, что из кухни слышалось звяканье ножей и доносился запах жареного лука. Вместе эти две детали создают ту атмосферу пошлости, которую и старался воспроизвести в рассказе Чехов.

Все композиционные приемы могут выполнять в композиции произведения две функции, несколько отличающиеся друг от друга: они могут организовывать либо отдельный небольшой фрагмент текста (на микроуровне), либо весь текст (на макроуровне), становясь в последнем случае принципом композиции. Выше мы рассматривали, как организует повтор композицию всего произведения; приведем пример, когда повтор организует строение небольшого фрагмента:

Ни слава, купленная кровью,

Ни полный гордого доверия покой,

Ни темной старины заветные преданья

Не шевелят во мне отрадного мечтанья.

Лермонтов. Родина

Наиболее распространенным приемом организации микроструктур стихотворного текста является звуковой повтор в конце стихотворных строк – рифма.

То же самое можно наблюдать, например, и в использовании приема усиления: в приведенных выше примерах из Гоголя и Чехова он организует отдельный фрагмент текста, а, скажем, в стихотворении Пушкина «Пророк» становится общим принципом композиции всего художественного целого (кстати, это очень ярко проявляется в исполнении Ф.И. Шаляпиным романса П. Римского-Корсакова на стихи Пушкина).

Точно так же монтаж может становиться композиционным принципом организации всего произведения - это можно наблюдать, например, и «Борисе Годунове» Пушкина, «Мастере и Маргарите» Булгакова и т.п.

Таким образом, в дальнейшем мы будем различать повтор, противопоставление, усиление и монтаж как собственно композиционный прием и как принцип композиции.

Таковы основные композиционные приемы, с помощью которых строится композиция в любом произведении. Перейдем теперь к рассмотрению тех уровней, на которых в конкретном произведении реализуются композиционные эффекты. Как уже говорилось, композиция охватывает собой всю художественную форму произведения и организует ее, действуя, таким образом, на всех уровнях. Первый уровень, который мы рассмотрим, – уровень образной системы.

Композиция образной системы

Художественная форма произведения складывается из отдельных образов. Их последовательность и взаимодействие между собой – важный момент, который непременно должен быть проанализирован, без чего зачастую нельзя понять ни оттенки художественного содержания, ни своеобразие воплощающей его формы. Так, в стихотворении Лермонтова «Дума» размышления поэта о своем поколении сопровождаются рядом однопорядковых образов (используется прием повтора), выражающих состояние бессилия, пустоты, бессмысленности: «ровный путь без цели», «пир на празднике чужом», «тощий плод, до времени созрелый», «едва касались мы до чаши наслажденья», «зарытый скупостью и бесполезный клад». Этот ряд образов ведет к последнему, финальному, самому выразительному и подводящему итог всему стихотворению: «И прах наш, с строгостью судьи и гражданина, / Потомок оскорбит презрительным стихом, / Насмешкой горькою обманутого сына / Над промотавшимся отцом». Исследование образного строя и его композиции в данном случае позволяет проникнуть не только в смысл рациональных рассуждений поэта, но и в эмоциональный мир стихотворения, уловить силу и остроту лермонтовской тоски и горечи, силу его презрения к собственному поколению, не исключая из него и самого себя. Становится понятен и принцип единства произведения, который осуществляется прежде всего композиционными средствами.

Вообще построение образной системы часто вносит единство и целостность даже и очень разнородные по составу композиционные элементы произведения; в этом состоит одна из функций композиции. Так в романе Булгакова «Мастер и Маргарита» особое значение имеет перекличка образов в ершалаимских и московских главах (снова применен прием повтора). Это образы (часто имеющие символическое значение) солнца, луны, «черной желтобрюхой тучи», грозы и некоторые другие. Они создают смысловую и эмоциональную связь между событиями в Москве и в древнем Ершалаиме, работают на создание смыслового, эмоционального и эстетического единства произведения, по-своему подчеркивая ту мысль, что, несмотря на разницу в двадцать веков, речь-то и в том и в другом случае идет об одном и том же: о человеческой натуре, трусости и храбрости, нравственной ответственности и совести, добре и зле, свете и тьме. Композиционное единство образной системы романа является здесь отражением представлений Булгакова о единстве мира.

Вообще к повторяющимся образам в композиции произведения следует проявлять повышенное внимание: они зачастую не только служат объединяющим целое моментом, но и несут повышенную смысловую нагрузку, воплощая какую-то важную для автора мысль. Так, в поэме Твардовского «Теркин на том свете» повторяющийся образ «пушки к бою едут задом» настойчиво указывают читателю на иносказательный смысл образной системы произведения, напоминают о необходимости самому мыслить над строками этого рассказа, который сам автор определяет как «необычный, может статься; странный, может быть, подчас», раскрывая авторский подтекст фантастического сюжета и образности:

Суть не в том, что рай ли с адом,

Черт ли, дьявол – все равно...

Пушки к бою едут задом –

Это сказано давно.

Столь же, а может быть, и более важную смысловую и эмоциональную нагрузку несет повторяющийся образ дороги в поэме Гоголя «Мертвые души». Являясь то в путешествиях Чичикова, то в авторских отступлениях, этот образ противостоит мертвому застою русской обыденной жизни, указывая на движение, на живые силы Руси, и композиционно подготавливает один из ключевых образов поэмы – образ скачущей тройки.

Важны для композиции произведения не только повторяющиеся, но и противопоставленные друг другу образы. Так, во многих произведениях Есенина («Сорокоуст», «Я последний поэт деревни...» и др.) наличествует важное в смысловом отношении композиционное противопоставление образов города и деревни, мертвого и живого, причем живое для Есенина воплощается в образах природы (всегда одушевленной у поэта), дерева, соломы и т.п., а мертвое – в образах железа, камня, чугуна – то есть чего-то тяжелого, косного, неестественного, противостоящего нормальному течению живой жизни:

Видели ли вы, как бежит по степям,

В туманах озерных кроясь,

Железной ноздрей храпя,

На лапах чугунных поезд?

А заним по большой траве,

Как па празднике отчаянных гонок,

Тонкие ноги закидывая к голове,

Скачет краспогривый жеребенок.

Вот сдавили за шею деревню

Каменные руки шоссе.

На тропу голубого поля

Скоро выйдет железный гость.

Злак овсяный, зарею пролитый,

Соберет его черпая горсть.

(Курсив везде мой. – А.Е.)

В последнем примере есть и еще одно важное для Есенина образное противопоставление: цветовое. Черный цвет «скверного гостя», цвет неживой противопоставлен здесь разноцветью живой жизни: впрямую дан голубой цвет, но подразумевается еще желтый («овсяный») и розовый («зарею пролитый»). Противопоставление в образной системе приобретает, таким образом, более напряженный характер.

Для Есенина (как, впрочем, и для многих других поэтов и писателей) вообще очень важны цветовые образы. Так, в его поэме «Черный человек» нельзя пройти мимо двух буквально вспыхивающих на черно-белом фоне цветовых пятен:

Жил мальчик в простой крестьянской семье,

Желтоволосый, с голубыми глазами.

Вообще в образной композиции произведения возможны самые неожиданные находки. Так, в пьесе Чехова «Вишневый сад» чрезвычайно важен для создания эмоционального колорита звуковой образ: «замирающий, печальный звук лопнувшей струны». Звуковые же, а точнее, музыкальные образы играют важную роль в композиции произведений Тургенева. Они появляются, как правило, тогда, когда в структуру повествования просится авторское отступление, прямое высказывание автора. В тургеневском, принципиально нейтральном повествовании такому высказыванию нет места, поэтому намеком на авторское понимание жизни звучит музыка. Как видим, музыкальные образы занимают чрезвычайно важное место.

Интересно посмотреть, как строится произведение на каком-то одном образе, что довольно часто случается в лирике. В таких случаях образ обыкновенно раскрывается постепенно, часто как бы «играет» разными своими гранями; композиция произведения сводится в этом случае к раскрытию истинного и полного смысла образа. Например, и стихотворении Лермонтова «Тучи» первая строфа задает образ и начинает уподобление туч человеку, его судьбе:

Мчитесь вы, будто как я же, изгнанники,

С милого севера в сторону южную.

Вторая строфа продолжает, усиливает этот смысл образа (применяется прием усиления), все больше и больше уподобляя природу человеку. Кажется, что смысл образа исчерпан, но в третьей строфе неожиданный поэтический ход все меняет:

Чужды вам страсти и чужды страдания;

Вечно-холодные, вечно-свободные,

Нет у нас родины, нет вам изгнания.

В природе не существует тех страстей и понятий, что в человеческой жизни, только человеку дано мучиться изгнанием, иметь родину. Так, применяя на этот раз прием противопоставления, Лермонтов создает аффект обманутого ожидания: чем больше читатель поверил в уподобление туч человеку, тем более неожиданно, а следовательно, и сильно звучит последнее четверостишье, окончательно завершающее образную систему.

В конкретном художественном произведении композиция образов может быть сколь угодно разнообразной. Композиционное построение произведения, как правило, индивидуально, хотя и базируется на четырех основных приемах и их контаминации, поэтому дать какие-то общие рецепты для анализа композиции образов представляется затруднительным. Однако – и из приведенных примеров это понятно – мы хотели заострить внимание прежде всего на композиции таких образов, которые не имеют отношения к сюжету, то есть событийной канве произведения. Именно образы этого рода чаще всего ускользают от внимания, а между тем они содержат в себе немало интересного и важного.

Система персонажей

Перейдем теперь к более знакомому материалу. При анализе эпических и драматических произведений много внимания приходится уделять композиции системы персонажей, то есть действующих лиц произведения (подчеркнем – анализу не самих персонажей, а их взаимных связей и отношений, то есть композиции). Для удобства подхода к этому анализу принято различать персонажей главных (которые в центре сюжета, обладают самостоятельными характерами и прямо связаны со всеми уровнями содержания произведения), второстепенных (также довольно активно участвующих в сюжете, имеющих собственный характер, но которым уделяется меньше авторского внимания; в ряде случаев их функция – помогать раскрытию образов главных героев) и эпизодических (появляющихся в одном-двух эпизодах сюжета, зачастую не имеющих собственного характера и стоящих на периферии авторского внимания; их основная функция – давать в нужный момент толчок сюжетному действию или же оттенять те или иные черты персонажей главных и второстепенных). Казалось бы, очень простое и удобное деление, а между тем на практике оно нередко вызывает недоумение и некоторую путаницу. Дело в том, что категорию персонажа (главный, второстепенный или эпизодический) можно определять по двум различным параметрам. Первый – степень участия в сюжете и, соответственно, объем текста, который этому персонажу отводится. Второй – степень важности данного персонажа для раскрытия сторон художественного содержания. Просто анализировать в тех случаях, когда эти параметры совпадают: например, в романе Тургенева «Отцы и дети» Базаров – главный герой по обоим параметрам, Павел Петрович, Николай Петрович, Аркадий, Одинцова – персонажи по всем статьям второстепенные, а Ситников или Кукшина – эпизодические. Но зачастую бывает и так, что параметры персонажа не совпадают между собой; чаще всего в том случае, если второстепенное или эпизодическое с точки зрения сюжета лицо несет на себе большую содержательную нагрузку. Так, например, явно второстепенный (а если брать его необходимость для развития сюжета – так и вовсе эпизодический) персонаж романа «Что делать?» Рахметов оказывается важнейшим, главным с точки зрения воплощения авторского идеала («соль соли земли»), что Чернышевский даже специально оговаривает, беседуя с «проницательным читателем» о том, что Рахметов явился на страницы романа не для того, чтобы принять участие в сюжете, но для того, чтобы удовлетворить главному требованию художественности – соразмерности композиции: ведь если читателю не показать хотя бы краешком авторский идеал, «особенного человека», то он ошибется в оценке таких героев романа, как Кирсанов, Лопухов, Вера Павловна. Другой пример – из повести Пушкина «Капитанская дочка». Казалось бы, нельзя представить себе более эпизодический образ, чем императрица Екатерина: она, кажется, существует лишь для того, чтобы привести довольно запутанную историю главных героев к благополучной развязке. Но для проблематики и идеи повести это образ первостепенного значения, потому что без него не получила бы смыслового и композиционного завершения важнейшая идея повести – идея милосердия. Как Пугачев в свое время вопреки всем обстоятельствам милует Гринева, так и Екатерина милует его, хотя обстоятельства дела как будто указывают против него. Как Гринев встречается с Пугачевым как человек с человеком и лишь впоследствии тот оборачивается самодержцем, так и Маша встречается с Екатериной, не подозревая, что перед ней государыня, – тоже как человек с человеком. И не будь этого образа в системе персонажей повести, композиция не замкнулась бы, а следовательно, не прозвучала бы и художественно убедительно идея человеческой связи всех людей, без различия сословий и положений, идея того, что «творить милостыню» – одно из лучших проявлений человеческого духа, а прочное основание человеческого общежития – не жестокость и насилие, а добро и милосердие.

В некоторых художественных системах мы встречаемся с такой организацией системы персонажей, что вопрос об их разделении на главных, второстепенных и эпизодических теряет всякий содержательный смысл, хотя в ряде случаев и сохраняются различия между отдельными персонажами с точки зрения сюжета и объема текста. Не зря Гоголь писал о своей комедии «Ревизор», что «тут всякий герой; течение и ход пьесы производит потрясение всей машины: ни одно колесо не должно оставаться как ржавое и не входящее в дело». Продолжая далее сравнение колес в машине с персонажами пьесы, Гоголь замечает, что некоторые герои лишь формально могут преобладать над другими: «И в машине одни колеса заметней и сильней движутся, их можно только назвать главными».

Тот же принцип в композиции системы персонажей выдержан Гоголем и в поэме «Мертвые души», а между тем всех ли созданных писателем людей мы замечаем при анализе? В орбите нашего внимания прежде всего Чичиков – «главный» герой (слово «главный» поневоле приходится брать в кавычки, потому что он, как постепенно выясняется, не главнее всех прочих). Далее в поле нашего зрения попадают помещики, иногда чиновники и – если позволяет время – один-два образа из числа плюшкинских «душ». И это необычайно мало по сравнению с той толпой людей, которая населяет пространство гоголевской поэмы. Количество людей в поэме просто поражает, они – на каждом шагу, и прежде, чем мы знакомимся с Чичиковым, мы уже увидели «двух русских мужиков», без имени и внешних примет, не играющих никакой роли в сюжете, никак не характеризующих Чичикова и вообще, кажется, ни к чему не нужных. И таких фигур мы потом встретим великое множество – они появляются, мелькнут и исчезают вроде бы без следа: дядя Миняй и дядя Митяй, «зять» Ноздрева Мижуев, мальчишки, просящие у Чичикова подаяния у ворот гостиницы, и особенно один из них, «большой охотник становиться на запятки», и штабс-ротмистр Поцелуев, и некий заседатель Дробяжкин, и Фетинья, «мастерица взбивать перины», «какой-то приехавший из Рязани поручик, большой, по-видимому, охотник до сапогов, потому что заказал уже четыре пары и беспрестанно примеривал пятую»... Перечислить всех или хотя бы значительную часть нет никакой возможности. А самое интересное в гоголевской системе «эпизодических» персонажей – это то, что каждый из них незабываемо-индивидуален, а между тем ни один не несет никаких функций, обычных для этого типа персонажей; они не дают толчков сюжетному действию и не помогают характеризовать главных героев. Кроме того, обратим внимание и на подробность, детализацию в обрисовке этих персонажей, явно избыточную для «проходного», периферийного героя. Путем придания своим персонажам своеобразной манеры поведения, особого речевого лица, характеристической черты портрета и т.п. Гоголь создает образ яркий и запоминающийся – вспомним хоть мужиков, рассуждавших о Маниловке и Заманиловке, Ивана Антоновича Кувшинное рыло, супругу Собакевича, дочку старого повытчика, у которой на лице «происходила по ночам молотьба гороху», покойного мужа Коробочки, который любил, чтобы кто-нибудь почесал ему на ночь пятки, а без этого никак не засыпал...

В композиции гоголевской поэмы эпизодические персонажи отличаются от главных лишь количественно, а не качественно: по объему изображения, но не по степени авторского интереса к ним, так что какой-нибудь Сысой Пафнутьевич или вовсе безымянная хозяйка придорожного трактира оказываются для автора не менее интересны, чем Чичиков или Плюшкин. А это уже создает особую установку, особый содержательный смысл композиции: перед нами уже не образы отдельных людей, а нечто более широкое и значительное – образ населения, народа, нации; мира, наконец.

Почти такая же композиция системы персонажей наблюдается в пьесах Чехова, причем здесь дело еще больше осложняется: главных и второстепенных персонажей невозможно различить даже по степени участия в сюжете и объему изображения. И здесь близкий, но несколько иной, чем у Гоголя содержательный смысл несет такая композиция: Чехову необходимо показать некоторое множество обыкновенных людей, обыденное сознание, в среде которого нет выдающихся, незаурядных героев, на образах которых можно построить пьесу, но в массе своей они тем не менее интересны и значительны. Для этого и надо показать множество равноправных персонажей, не выделяя из них главных и второстепенных; только так и раскрывается в них нечто общее, а именно присущая обыденному сознанию драма несостоявшейся жизни, жизни, прошедшей или проходящей зря, без смысла и даже без удовольствия.

Между персонажами произведения могут возникать довольно сложные композиционные и смысловые взаимоотношения. Наиболее простой и часто встречающийся случай – противопоставление двух образов друг другу. По такому принципу контраста построена, например, система персонажей в «Маленьких трагедиях» Пушкина: Моцарт – Сальери, Дон Гуан – Командор, Барон – его сын, священник – Вальсингам. Несколько более сложный случай, когда один персонаж противопоставлен всем другим, как, например, в комедии Грибоедова «Горе от ума», где важны даже количественные соотношения: недаром Грибоедов писал, что в его комедии «двадцать пять глупцов на одного умного человека». Гораздо реже, чем противопоставление, применяется прием своеобразного «двойничества», когда персонажи композиционно объединены по сходству; классическим примером могут служить Бобчинский и Добчинский у Гоголя.

Зачастую композиционная группировка персонажей осуществляется в соответствии с теми темами и проблемами, которые эти персонажи воплощают. Так, в «Анне Карениной» Толстого основная композиционная группировка персонажей – по заявленному в начале романа тематическому принципу: «Все счастливые семьи похожи друг на друга, каждая несчастливая семья несчастлива по-своему». Различные семьи в романе по-разному развивают эту тему. Точно так же в «Отцах и детях» Тургенева, помимо очевидного и реализованного в сюжете противопоставления Базарова едва ли не всем остальным персонажам, осуществляется и другой, более скрытый и не получающий воплощения в сюжете композиционный принцип, а именно сопоставленность по сходству двух групп персонажей: с одной стороны – это Аркадий и Николай Петрович, с другой – Базаров и его родители. И в том и в другом случае эти персонажи воплощают в себе одну и ту же проблему – проблему взаимоотношения поколений. И Тургенев показывает, что, какими бы ни были отдельные люди, проблема по своей сути остается одной и той же: это горячая любовь к детям, для которых, собственно, старшее поколение и живет, это неизбежное непонимание, стремление детей доказать свою «взрослость» и превосходство, драматические внутренние коллизии вследствие этого, и все-таки, в конце концов неизбежное духовное единение поколений.

Примеры для анализа речевой характеристики героя. Что такое речевая характеристика

Скачать:

Предварительный просмотр:

Последние

Это нужно знать